Читать «Откровение»

Шаман глядел на пришельца с плохо скрываемым презрением. Облаченный в ритуальные кожи – слегка видоизмененную версию одеяния самого шамана, пришелец громко вещал, обращаясь к жителям деревни, столпившимся на другом берегу ручья. Легкий северный ветер отчетливо доносил его голос. Он воздел руки к нёбу и запрокинул лицо навстречу палящему летнему солнцу. Красный и синий огонь падет с небес, предсказывал он, а затем земля содрогнется под поступью темных богов. Толпа охала и невнятно гудела.

Шаман с отвращением покачал головой и бросил взгляд на хоган[1], где его ученик, как предполагалось, должен был заниматься изучением оттенков цвета двух ястребиных перьев. Мальчишка стоял у входа и во все глаза пялился на пришельца. Увидев, что мастер заметил его, он быстро склонился, делая вид, что целиком поглощен изучением лежащих на земле перьев.

– Уходи, – не скрывая гнева, произнес шаман. – Придешь, когда будешь готов учиться.

– Я готов... – хотел было возразить мальчишка.

– Уходи, – повторил шаман.

Не двигаясь, он следил, как ученик торопливо собирает пожитки. Мальчишка пошел прочь, совсем в другую сторону. Но шаман не сомневался – стоит ему скрыться в хижине, мальчишка обязательно проберется поближе, чтобы послушать, о чем говорит пришелец.

Шаман наклонился, поднял ястребиные перья и занес их в хоган. Когда он снова выбрался на белый свет, то увидел, что вождь деревни Нан-Тимока стоит неподалеку и задумчиво смотрит на пришельца. Он медленно подошел к вождю.

Вождь повернул голову и кивнул. Некоторое время они молчали.

– Что скажешь об этом новом шамане? – наконец произнес вождь.

– Он не шаман.

Вождь молча кивнул, словно ждал такого ответа.

– Почему ты позволяешь ему оставаться в нашей деревне? – спросил шаман. – Он пугает людей. Они начинают верить в его дикие россказни.

– Ты видел его глаза? – продолжил вождь, глядя через ручей. Голос его звучал глухо, тревожно. – Чёрные. Никогда не видел такой черноты.

– Ты говорил с ним?

– Он приходил ко мне дважды, – кивнул вождь. – Он говорил... У меня в голове не укладывается.

– Ты собираешься заставить его уйти? – спросил шаман. Нан-Тимока обернулся к шаману. Глаза его были странными, блуждающими, и выражение лица – странное, какое-то незнакомое.

– Не могу, – ответил вождь. – Я боюсь его.

* * *

На следующую ночь небеса пролились огнем – красным и синим, как и предсказывал пришелец. Шаман остался один в ритуальном кругу, громкими песнопениями стараясь испросить милости у богов, исполняя священные охранительные ритуалы. Поначалу ему помогали трое, включая ученика, но все трое в страхе бежали, когда огонь приблизился и стало понятно, что песнопения не помогают.

Весь следующий день шаман постился, он был один в своем хогане и совершал должные жертвоприношения. И вечер прошел как обычно. Но на следующую ночь земля содрогнулась; горшки и кувшины дождем посыпались с полок на трясущегося шамана, от страха перед яростными шагами темных богов шаман вжался в пол хижины.

* * *

Тихий и подавленный, шаман шел в хвосте небольшой процессии, которая двигалась по узкой тропе к подножию Моголлона. С севера неслись черные, клубящиеся грозовые тучи, накрывая мраком сосновый лес. Справа, из-за кустарника, взмыли в небо ласточки – их вспугнули идущие мимо люди. По дороге шаман читал знаки. Рядом с тропой стояло три сухих дерева без листьев, чуть дальше – мертвая белка, лапы которой указывали в сторону Моголлона. Дурные предзнаменования.

Но шаман ничего не сказал. Услышав то, что говорил пришелец, увидев точность его предсказаний, он уже начал сомневаться в своем мастерстве и своих способностях. Он шел молча, запуганный присутствием человека, чья власть многократно превосходила его собственную.

Через несколько часов тропа вывела на поляну. Небо над головой потемнело, резкий порывистый ветер бросал в лицо клочья сырого тумана. Пришелец велел им оставаться на месте, а сам достал из небольшого мешка пригоршню костей и зубов и бросил перед собой. Потом нагнулся, изучая их положение, и удовлетворенно кивнул.

Нан-Тимока шагнул вперед, держа в руках церемониальный головной убор, который всю дорогу нес с собой. Пришелец принял убор и водрузил себе на голову. Он вышел в центр поляны. Длинные черные пряди волос, подхваченные порывом ветра, сплелись с птичьими перьями. Пришелец завел речитативом песнь власти, выпрашивая у богов силы и мужества. Внезапно голос его изменился. Ритм сбился, стал более резким. Послышались гортанные слова на непонятном чужом языке.

– Что он говорит? – обернулся Нан-Тимока к шаману.

– Я не знаю этого языка, – покачал головой шаман. – Никогда такого не слышал.

Из-за кустов послышались журчащие звуки и странный сухой шорох. Вождь и два воина, прикрывающие его, Лан-Нотлим и Ал-Анкура, крепко сжали свое оружие, готовясь к бою. Шаман отступил назад, сжимая рукой висящее на шее священное ожерелье.

В это время в центре поляны пришелец прекратил пение и теперь тоже крепко сжимал в руке оружие.

Хотя пришелец и объяснил им, чего следует ожидать, шаман в глубине души ему не поверил. Теперь сомнения отпали. Он оглянулся на заросли манзаниты, где звуки слышались наиболее громко. Кусты тряслись, словно живые. Он чувствовал, как от страха тело покрылось холодным потом. Сердце колотилось как бешеное.

Кусты расступились.

Хлынул дождь, и шаман зашелся в безумном вопле.