себе — тот, как в могиле,
Кто кричал — устал кричать.И несказанная песняНас задавит словно боль.И придут другие, те, ктоНе боятся быть собой.Так пускай не даст им совестьНи молчать, ни богом стать.Будут искренними строкиИ собой не будут лгать.Ну, а мы уходим в боги.Так пускай звенит по нам,Словно месса по убогим,Колокольчик на штанах.* * *
- Ушла арбатская дорога,Ушли «Орбита» и «Сайгон».Нам остается так немногоОт наших сказочных времен…Остались цифры телефонов,В которых нас не узнают.Осталось в улицах знакомыхОпять искать себе приют.
- Пускай уходят годы, друзья и Боги.Для нас поют неназванные дороги.Других мы назовем своими друзьями,Если нам не по пути…
- Но все ж ночами вижу лица,И здесь не властен циферблат.Боюсь проснуться, если снитсяТот, кто мне раньше был, как брат.
- Пускай уходят годы, друзья и Боги. Для нас поют неназванные дороги.Других я назову своими друзьями,Если нам не по пути…
Он суперпопулярен. Люди, не знающие его аудитории, представляют ее сборищем нравственных уродов и истеричек. Между тем, это серьезные знатоки. Ему пишут, как сегодняшнему лидеру кассетной культуры, тысячи — студенты, молодые солдаты и офицеры, таежники. Музыка единит людей и народы… Происходит рождение некоего коллективного музыкального сознания, миллионы магнитофонов страны сливаются в некую духовную индустрию, по кассетному селектору откликаются миллионы душ. Это явление. Или правда идет создание «рок-фольклора» молодого народа эпохи НТР? Освоенная массами современная музыкальная аппаратура ничуть не сложнее для детей компьютерного века, чем была для своего времени изобретенная в прошлом гармошка. В случае Гребенщикова эта новая стадия устного «народного творчества» сложна и тонка по вкусу. Настоящий мастер всегда образован… Новая музыкальная культура, пробиваясь с боем, противостоит как тугоухим консерваторам, так и разливанному морю механической поп-халтуры. Не всем новое явление по вкусу. Есть у него вещи еще недодуманные. Так и должно быть.
Андрей Вознесенский
КОНТРДАНС
- Скоро кончится век, как короток век,Ты, наверное, ждешь… Или нет?Но сегодня был снег. И к тебе не пройдешь,Не оставив следа, — а зачем этот след?Там сегодня прием, там сегодня приют,Но едва ли нас ждут в тех гостях.Вот кто-то прошел и кто-то при нем,Но они есть они. Ты есть ты. Я есть я.
- Но в этом мире случайностей нет,И не мне сожалеть о судьбе.Он играет им всем. Ты играешь ему.Ну, а кто здесь сыграет тебе?
- И я прошу об одном: если в доме твоемБудут шелк и парча, и слоновая кость, —Чтоб тогда ты забыл дом, в котором я был,Ну, какой из меня, к черту, гость?!Ведь я напьюсь, как свинья, я усну за столом,В этом обществе я нелюдим.Я никогда не умел быть первым из всех,Но я не терплю быть вторым.
- Но в этом мире случайностей нет,И не мне сожалеть о судьбе.Он играет им всем. Ты играешь ему.Так позволь, я сыграю тебе…
ВТОРОЕ СТЕКЛЯННОЕ ЧУДО
- Когда ты был мал, ты знал все, что знал,И собаки не брали твой след.Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.Ты повесил мишени на грудь —Стоит лишь тетиву натянуть.Ты — ходячая цель, ты уверен, что верен твой путь.
- А тем, кто не спит, не нужен твой сад —В нем ведь нет ни цветов, ни камней.И даже твой Бог никому не помог —Есть другие — светлей и сильней,И поэтому ты в пустоте —Как на старом забытом холсте:Не в начале, не в центре и даже не в самом хвосте.
ИСКУССТВО БЫТЬ СМИРНЫМ
- Я выкрашу комнату светлым. Я сделаю новые двери.Если выпадет снег, я узнаю об этом только утром.Хороший год для чтенья,Хороший год, чтобы сбить со следа.Странно, я пел так долго.Возможно, в этом что-то было…
- Возьми меня к реке, положи меня в воду,Учи меня искусству быть смирным.Возьми меня к реке…
- Танцевали на пляже, любили в песке;Летели выше, чем птицы, держали камни в ладонях —Яшму и оникс, хрусталь, чтобы лучше видеть.Чай на полночных кухнях —Нам было нужно так много…
- Возьми меня к реке, положи меня в воду,Учи меня искусству быть смирным.Возьми меня к реке…
- Я выкрашу комнату светлым. Я сделаю новые двери.Если ночь будет темной, мы выйдем из дома чуть раньше,Чтобы говорить негромко, чтобы мерить время по звездам.Мы пойдем, касаясь деревьев.Странно, я пел так долго…
- Возьми меня к реке, положи меня в воду,Учи меня искусству быть смирным.Возьми меня к реке…
ПРЕКРАСНЫЙ ДИЛЕТАНТ
- Она боится огня, ты боишься стен;Тени в углах, вино на столе.Послушай, ты помнишь, зачем ты здесь?Кого ты здесь ждал? Кого ты здесь ждал?
- Мы знаем новый танец, но у нас нет ног.Мы шли на новый фильм — кто-то выключил ток.Ты встретил здесь тех, кто несчастней тебя.Того ли ты ждал? Того ли ты ждал?
- И я не знал, что это моя вина —Я просто хотел быть любим,Я просто хотел быть любим…
- Она плачет по утрам — ты не можешь помочь,За каждым новым днем — новая ночь,Прекрасный дилетант на пути в гастроном —Того ли ты ждал? Того ли ты ждал?
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ К ДЕСЯТИ
- Я — инженер на сотне рублей,И больше я не получу.Мне двадцать пять, и я до сих порНе знаю, чего хочу.И, мне кажется, нет никаких основанийГордиться своей судьбой,Но, если б я мог выбирать себя,Я снова бы стал собой.
- Мне двадцать пять, и десять из нихЯ пою, не зная, о чем.И мне так сложно бояться той,Что стоит за левым плечом.И пускай мои слова неясны —В этом мало моей вины.А что до той, что стоит за плечом —Перед нею мы все равны.
- Может статься, что завтра стрелки часовНачнут вращаться назад.И тот, кого с плачем снимали с креста,Окажется вновь распят.И нежные губы станут опятьИскать своего Христа.Но я пел, что пел. И хотя бы в томСовесть моя чиста.
- И я счастлив тем, как сложилось все,Даже тем, что было не так,Даже тем, что ветер в моей голове,И в храме моем — бардак.Я просто пытался растить свой садИ не портить прекрасный вид,И начальник заставы поймет меня,И беспечный рыбак простит.
В 1980 году, когда «Аквариум» играл на рок-фестивале в Тбилиси, Миша выплясывал на сцене вместе с Борисом. Они взялись за руки и стали выделывать в общем-то безобидные «па», которые впоследствии «кое-где» были расценены как «скандальные» и «антисоветские»… Соответствующие письма были направлены в Ленинградский горком партии. В них членов группы называли «антисоветчиками», а Бориса, лидера, — «самым злостным из них». По возвращении в Ленинград Гребенщикова выгнали из комсомола, а на работе уволили с должности программиста. «Аквариуму» запретили выступать. Борис сказал: «Самое лучшее, что было со мной, это когда меня уволили с работы. Я стал свободен и отдавал музыке все свое время». Чтобы обойти закон и избежать обвинения в «паразитизме», музыканты группы нанялись разнорабочими на