Читать «Ангелы не умирают»

Я не мог поверить очевидному. Происходящее казалось сном.

Радость и беда сомкнули над головой два крыла, — черное и белое, — да так плотно, что я никак не мог определиться, что же всё-таки случилось: величайшая радость?

Или величайшая беда?

— Синтия? — сжал я её в объятиях. — Это действительно ты?! Или у меня наркотический бред? Если это сон, то я боюсь очнуться. Пусть он длится вечность! Никогда не кончается.

— Вечность? — зарылась она руками в мои волосы, глядя в глаза насмешливо и призывно. — Мой маленький братец! Ты понятия не имеешь о чём говоришь. Вечность — это, пожалуй, всё-таки слишком долго. Поверь мне. Уж я-то знаю.

Она могла говорить всё, что что угодно. Я не слышал её слов — лишь звуки голоса. Лишь его богатые переливы достигали сознания, а всё остальное оставалось где-то вовне.

Сестра засмеялась и её смех, с низкой хрипотцой и снисходительно-надменными нотками, о которых я успел забыть, принадлежал ей, несомненно.

Только ей!

И я наслаждался этим, как наслаждается солнечным теплом человек, ещё недавно замерзающий насмерть.

Из всех женщин, которых я знал, только Синтия умела так смеяться.

Только её смех мог заставить меня терять голову, раз за разом, снова и снова.

И я не собирался себе отказывать в утолении голода, который жил во мне так долго.

Подхватив её на руки, я привычно, как часто делал это в прошлом, спустился по лестнице и вошёл в музыкальный зал.

Как в старые времена здесь горел камин.

Ярко пылали дрова, отбрасывая горячие алые отблески на мебель, на стены, на ковёр в виде шкуры белого медведя, небрежно брошенный на пол.

На него я и уложил осторожно мою драгоценную ношу.

Прикосновение к лёгкому хрупкому телу заставляло голову кружиться, сводило тело томящей судорогой желания, одновременно и сладкого, и мучительного.

Мне хотелось овладеть Синтией глубоко и быстро, так яростно и полно, как это только возможно.

Я истосковался по её прохладной, гладкой, как атлас, коже. По горячим, дерзким, откровенным губам, не боящимся отдавать и брать, просить и требовать. По груди с твёрдыми, маленькими, очень чувствительными сосками, твердеющими от моих прикосновений.

Волосы Синтии рассыпались поверх светлого коврового меха и отливали золотом в свете пламени.

Огонь подобрался так близко, что делалось горячо.

Серые глаза её затуманились, полуоткрытые губы дрожали от предвкушения удовольствия, ланиты разгорелись от жара.

В этот момент Синтия казалась мне обольстительнее любой сирены.

Она была в тысячу раз прекраснее, хотя бы потому, что была настоящей, живой, горячей. Упрямой, как тысяча вредных чертей. Безрассудной, непредсказуемой, иногда — жестокой, но это никогда не умоляло её привлекательности в моих глазах.

— Альберт? — задыхаясь, прошептала она моё имя.

— Что?

— Возьми меня. Я хочу тебя. Хочу безумно. Прямо сейчас. Я так долго этого ждала. Мне кажется, я умру, если не почувствую тебя в себе.

Её руки блуждали по моему телу хаотично, словно у слепой или у девственницы.

Она цеплялась за меня с вампирской жадностью.

Меня не нужно было уговаривать дважды. Повторять ещё раз.

Моё желание было не менее нетерпеливым. Сжигающий меня огонь требовал выхода.

У нас ещё будет время на ласки, самые изысканные и изощрённые, какие только можно представиться, а сейчас я хотел слиться с ней так быстро, как только это возможно.

Привычная упругость её стройных бёдер.

Обманчивая хрупкость стана, когда, кажется, сделай одно слишком резкое, слишком грубое движение и она переломится, словно фарфоровая статуэтка, прямо у тебя в руках.

Трепещущая от частого дыхания грудь.

С тихим стоном, напомнившим рычание, я вошёл в неё глубоко и сразу, до конца, заставляя рвануться, как попавшую в силок птицу — она была внутри сухая, горячая, узкая.

Мы оба слишком торопились.

Наверное, я сделал ей больно.

Впрочем, Синтия любила боль.

Любила, когда в постели её подавляли, заставляли подчиняться, терять контроль.

В реальной жизни она была властной и спесивой. Возможно то была своеобразная компенсация?

Я замер, закрыв глаза, чувствуя, как заполняю собой её узкое тугой лоно. С трудом удерживаясь от желания продолжить.

Грубо брать. Врываться, раз за разом разоряя все алтари. Вдалбливаться, достигая края, не взирая на последствия.

Иногда в прошлом мы играли вот в такие вот «изнасилования». Она сопротивлялась, я ломал её сопротивление. Нас обоих это заводило.

Закрыв глаза и сжав зубы, я замер.

Руки Синтии крепко обняли меня за спину.

— Не останавливайся, прошу. Не надо…

И я заскользил в горячих глубинах её тела, задыхаясь от наслаждения, которое мог получить только у неё, утопая в удовольствие, которое мог разделить только вместе с ней.

Влажная тьма, кольцами змеи обвивающаяся корни и недра.

Волны неги, поднимающиеся всё выше и выше, обостряя восприятие, связывая тела в единое целое, подгоняя на край и норовя толкнуть за него.

Её маленькое тело, распятое подо мной, в которое я врывался с неистовством, с каждым новым ударом напрягалось всё сильнее, было будто готовая лопнуть струна, натянутая до предела.

Её бедра всё теснее прижимались к моим, будто наши тела срастались, стремясь одно поглотить другое.

Удовольствие словно сплавляло их в одно целое.

Ощущения становились настолько острыми и приятными, что любая плата за это удовольствие казалась незначительной.

Мир сжался в единую маленькую точку. И даже если бы от этого зависела моя жизнь, я уже не смог бы остановить этот танец.

Синтия выгнулась в моих руках, забилась, как вытащенная из воды рыба и в следующий же момент я позволил себе достигнуть разрядки, окунаясь с головой в головокружительный оргазм.

Сердце колотилось, как бешенное.

— Ты вернулся! — всхлипнула Синтия, прижимая голову к моей груди.

Её волосы пахли совсем иначе. Не так, как я помнил. Но это такая мелочь… по сравнению со всем остальным.

Мне не хотелось говорить.

Я хотел насладиться этим мимолётным чувством единения, увы, так быстро проходящим, в тихом спокойном молчании. Хотелось обнимать и чувствовать, глядеть и не наглядеться.

А слова между нами всегда рождали напряжение, недопонимания и боль.

Так было всегда.

И хотя Синтия пока ещё только собиралась начать очередной разговор века по душам, я уже чувствовал незримую трещинку. Ту самую.

Она медленно села и потянулась за моей рубашкой, набрасывая её на точёные плечики, прячась от моего взгляда. Отдаляясь, будто притворяя между нами стеклянную дверь.

Поправляя волосы, что умоляюще цеплялись за всё, до чего могли дотянуться, Синтия знакомым до боли, родным жестом собрала их в горсти, вытащил из-под рубашки и рассыпала сверху, заставляя проливаться золотым дождём.

Я зачарованно смотрел, как они переливаются рождественскими огоньками под мерцающим пламенем в камине.

— Самое время поблагодарить меня, братец, — с усмешкой протянула она.

— За что? За отличный секс? — попытался отшутиться я.

— И за него, если хочешь, тоже. Но лучше за то, что я почти, как богиня, смогла вернуть тебя из мира мёртвых.

Улыбка как-то сама собой сошла с лица:

— Ты это фигурально выражаясь?..

— Нет, Альберт, буквально. Ты, правда, не торопился вернуться ко мне.