Читать «Три женщины»

В коллаже на обложке использованы фотографии:

© Lotus_studio, Shchipkova Elena, ifong,

Aleksandr Butsenin / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com

Художественное оформление серии С. Власова

Художественное оформление Е. Леоновой

© Ронина Е., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Иногда хочется чтения, которое отвлечет, пробудит добрые семейные воспоминания, вызовет улыбку. Повороты женской судьбы, истории поколений, взаимоотношений с детьми – все, о чем пишет Елена Ронина, легко читается и дает ощущение небезнадежности и веры в жизнь.

Вера Васильева

Значит, они все-таки решили назвать ее Тасей.

Старое русское имя и к Галиной бабушке как будто бы отношения не имеет. Теперь у нас мода на все древнее. Ну и хорошо, и пусть будет Тася. Могли ведь и Марфой назвать. Только для Тамары это имя всегда будет именем собственным в прямом смысле этого слова, и принадлежать оно будет одному человеку.

Так звали ее свекровь. Таисия Яковлевна. Необыкновенная женщина. Тамара называла ее мамой. Естественно, мамой, как же еще? По-другому было бы невозможно. И неправильно. Но, правда, на «вы». Все-таки для нее мама была одна. А это просто дань уважения. К ней, к Таисии Яковлевне, к мужу Николаю, к тем людям, которые их окружали, к своим друзьям, к друзьям родителей. А как же? Правда, Коля ее мать называл по имени-отчеству – Рахиль Моисеевной. Почему? Не сложилось. И это тоже по-своему дань уважения.

– Тамара, ты с кем разговаривала?

Тамара прошла в спальню к мужу, подоткнула поудобнее одеяло.

– Галочка звонила. Решили дочь назвать Тасей. Представляешь?

Муж, как часто в последнее время, хлюпал носом.

– Неужели у нас с тобой уже правнучка? Веришь?

– С трудом!

– Похожа-то на кого?

– На кого дети в таком возрасте похожи? Помнишь нашу Наташу?

– Что про нее говорить. Два килограмма родилась. Эта же другая.

– Эта другая, пошла не в нас, в своего отца. На него вроде и похожа. А назвали все равно Тасей.

– Мать, конечно, своеобразной была. На нее походить трудно. Да вообще невозможно. Она ведь тебя обижала. А ты не сердилась.

– Ни боже мой! Она была очень искренняя и добрая. Может, только когда в самый первый раз встретились. – Тамара улыбнулась. На Таисию обижаться было действительно нельзя.

– Томка, пошли к родителям, надо же сообщить о свадьбе.

– Не знаю, я твою мать боюсь. Такая суровая. Вечно в платке, пиджаке.

– Ты даешь, да она как ребенок. В платке, потому что, говорит, голова мерзнет. Представляешь, придумала. А пиджаки после войны остались. Как привыкла отцовские донашивать, так и носит по сей день. Отцу новые купили, а она все с этим добром военным расстаться не может. Говорит, удобно.

– Ясное дело, сказать нужно. Все равно соседи сообщат. Может, завтра, а, Коль?

– Сейчас пойдем, – жестко сказал Николай. – Ты же со мной, не придумывай.

И Ковалев крепко взял Тамару за руку.

И действительно, чего бояться? Институт закончили, знают друг друга сто лет. В одном классе учились. А на ком им было еще жениться? Хотя каждый думал, что выбор у другого огромный. Может, потому и поторопились с регистрацией, не рассказали никому. А чего тянуть? Хотя…

Николай пришел, как обычно, ближе к вечеру. В доме шел ремонт полным ходом, и временно Томка с мамой ночевали в сарайчике. Мать и дочь были удивительно непохожими друг на друга. В Роне еврейка чувствовалась за версту. Черноволосая, красивая, с всегда накрашенными губами – она притягивала взгляды своей яркой внешностью. Тамара, со вздернутым носиком, точеной фигуркой и вечно смеющимися глазами, на еврейку не походила никак. Пошла в отца. Он был родом из Белоруссии.

– Кого обсуждаем? Семечек на всех хватит?

– Тебя не обсуждаем, – рассмеялась Тамарина мать. – Николай, а ты же вроде в Москву должен был уехать, в аспирантуру? – Роня посмотрела на дочь. – Или я что-то перепутала?

– Ничего вы, Рахиль Моисеевна, не перепутали. Передумал я в Москву ехать. Никуда от меня столица не денется. Просто мысли в голову всякие лезть начали. Народу по вашей улице ходит много, а Тамара сидит каждый вечер вот на этом самом бревне для всеобщего обозрения.

– Какого такого обозрения? Не выдумывай! Сам знаешь, присаживается только вечером. С утра институт, а потом по хозяйству дел невпроворот, – Роня с любовью погладила дочь по красивым волнистым волосам, – помощница моя, – и снова повернулась к Николаю. – Да и хорошо, что не поехал. И зачем тебе эта аспирантура? Такой пост здесь занимаешь.

– Вот я так и подумал.

Роня посмотрела на дочь, на Николая. Просто друзья или что-то большее?

– Томка, пойдем погуляем? – Николай протянул девушке руку, чтобы помочь подняться. – Да, – обратился он к матери, – мы с Тамарой решили пожениться. Вы, Рахиль Моисеевна, как считаете?

Хорошо, что семечек не было во рту, иначе Роня точно бы поперхнулась.

Ее Томка. С ума можно сойти. И ничего матери не сказала.

– Ну, раз решили, что и спрашивать. Решили, так женитесь. – В голосе женщины чувствовалась обида. Роня встала с бревна, отряхнула юбку и, не оглядываясь, пошла в сарай.

– Чего это она?

– А ты сам чего? Может, надо было со мной посоветоваться?

– А ты не согласна?

– Я согласна. – Тамара с детства не умела врать и в Николая была влюблена давно. Красавец. Один чуб чего стоит, опять же секретарь комсомольской организации института. Только вот Николай своей любви Тамаре никогда не показывал. На танцах приглашал через раз, а то и через два. И многие девчонки хвастались, что Ковалев засматривается на них.

Томка всегда была только другом. Верным, преданным. Но никак не любовью. Почем ей было знать, что выбор свой Николай сделал давно. И друзьям своим наказал: «Кто к Семашко подойдет близко – убью. Моя она, и договорено у нас с ней все».

А вот Николай про Тамарины чувства не знал. И уверен не был. И в Москву поэтому поступать в аспирантуру уезжать побоялся. Слухи до него доходили разные. Тем более Борис, Томкин старший брат, был его закадычным другом.

– Опять к нам сваты приходили.

– Это что еще за сваты?

Николай взял за грудки Бориса.

– Ты чего, успокойся. Уже не первый раз. Евреи какие-то. Я их не знаю. С матерью разговаривали.

– А Томка?

– Томка у нас принца ждет. На алых парусах. Брось, Коль, пойдем в волейбол играть. Ты чего, на Тамаре жениться собрался? Ну даешь! Знаешь, она у нас упрямая.

– Чем это упрямая? Как ни посмотрю, она то уголь за тебя разгружает, то огород полет. А ты то на речке, то на волейболе. Со стороны так, наоборот, очень даже покладистая!

– Так я же брат, причем старший. Единственный мужчина в семье. Меня и берегут.

– А ты говоришь, не женись! Глядишь, и меня беречь будет.

– Не знаю. Она у нас правильная очень. Да сам знаешь, в одном классе ведь учились. Она замуж