Поиски утраченного завтра
Сергей Лукьяненко
Мне тридцать лет. Меня зовут Никита и полвека назад я спас человечество...

Читать «Почему ты меня не хочешь?»

0
пока нет оценок

Индия НАЙТ

ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ НЕ ХОЧЕШЬ?

Памяти моего отца,

Мишеля Эртсена,

1927–2001

Где мои былые дни?

Кончены. Забыты

Где веселье, радость, смех?

Пеплом прошлого укрыты

Нет, семья — не ад сплошной,

Но тоска изрядная

Что же сталося со мной,

Жизнь моя несчастная!

Коул Портер

1

Лежу в своей постели, слушаю, как Фрэнк в очередной раз занимается сексом. Звучит это примерно так: «А-хм, а-хм, а-хм, а-хм, а-хм». Коитус в ритме пятистопного ямба, что, согласитесь, действительно неординарно. Слышен только его голос. Интересно, он что там, сам с собой развлекается? Если так, то вокальное сопровождение уж очень громкое. Нет, в самом деле, когда кто-то тихо дрючит на скорую руку, чего там комментировать? Что он может себе наговаривать? «Ну, Фрэнк, ты просто жеребец. Я от тебя тащусь. Ну, классно тебе, Фрэнки, детка?» Господи, мерзость какая. Гадость. Извращенец!

За что мне такая жизнь? Я ее не заслуживаю. Никому нарочно зла не причинила, исправно плачу налоги, люблю своего ребенка — и что в итоге имею? Соседа — грязного сексуального извращенца, который заводит себя похабными разговорами. Фу! Бе-э! Может, стоит включить свет и походить по комнате?.. Расслабиться.

Впрочем, соло — это уже хоть какое-то разнообразие. Обычно меня развлекает дуэт.

Но, похоже, с выводами я поторопилась — сегодняшняя подружка Фрэнка выдала себя. То молчала как убитая, а то вдруг как затянет: «Ииии». Наверное, дамочка из Йоркшира. Уж очень у нее тягуче-пронзительно получается: «Иии-и-и». А, теперь понятно: «Фрэнкиии-и-и».

Так, уже немного лучше. И все же… Я, конечно, очень, очень рада, что у Фрэнка такая богатая половая жизнь, — должен же хоть кто-нибудь в этом доме заниматься сексом. Однако я бы предпочла не слышать этого. Я, между прочим, не специальнотут подслушиваю. Так уж выходит — стены тонкие, голоса громкие. А что делать? Жаль, что я не родилась безухой и у меня нет таких элегантных тюрбанов, как умоей прабабушки. Нет, уши у нее, конечно же, были… ну, вы поняли, что я имею в виду.

«А-хм, а-хм…» — похоже, конца этому не будет. (Впечатляет, поскольку такая поэзия продолжается минут двадцать пять-тридцать. У Доминика на все про все, включая предварительные ласки, уходило вдвое меньше времени. С другой стороны, он же англичанин, что с него взять? Хорошо хоть ноги от него унесла подобру-поздорову.)

Знаю, что вы думаете. Мол, вместо того чтобы лежать тут, плакаться, подслушивать, лучше бы встала, приняла душ, музыку включила, прогуляться бы вышла. Но я не могу. Сейчас два часа ночи, и малейший треск паркетины под ногой, шум воды или пение Монтсеррат Кабалье ясно дадут голубкам понять, что мне слышно каждое их движение. И потом, мне в своей постели очень даже удобно и вылезать из нее совсем не хочется. Тем более что на улице идет дождь. Тут вообще всегда идет дождь.

Бог мой, нельзя ли побыстрее все закончить? И вообще, почему у нас в доме такая плохая звукоизоляция? Между мной и этой парочкой целая ванная комната, так что мне вообще ничего не должно быть слышно. Дом большой, викторианский, и логично предположить, что раньше все делали на совесть и стены ставили толстенные. Но нет, строители, видимо, специально соорудили стенки потоньше, чтобы какой-нибудь полоумный мистер Викторианец слышал, как трахается его прислуга. Определенно, все англичане — извращенцы и психи (наверное, не стоит мне так говорить, я ведь и сама наполовину англичанка).

Слава богу, спальня Хани на два этажа выше. Под такую «колыбельную» она бы точно не заснула.

— О-о, боже! — внезапно заорал Фрэнк. — О-о-о!

— И-и-и, — подхватила подружка. — А-а-а! А-а-а-а-а! — И потом что-то совсем уж первобытное: — Оа. Оа. Оа. Оа.

Именно так: четыре раза. Да, с согласными у нее туго.

И тут она заорала. Отчетливо и громко:

— На лицо. Да! Да-а! О-о-о-о, да! О-о-о-о, да! А-а-а-ах!

И наступила долгожданная тишина.

Естественно, наутро за столом царила некоторая неловкость. Я не собиралась выговаривать Фрэнку, обычно я отмалчиваюсь, но на этот раз я жутко не выспалась и встала в гнусном настроении. До трех мне не давали уснуть, а в шесть проснулась Хани — есть у маленьких детей привычка вскакивать ни свет ни заря. Наконец появилась Мэри — наша изредка-приходящая няня — и на несколько часов забралаХани. Вооружившись мозаикой, книжками и куклами, они скрылись в гостиной.

Хани свежа как лютик. Я же из-за кругов под глазами похожа на старую каргу. Почти девять, и мы на кухне. Фрэнк в своем любимом старом клетчатом халате, выжимает сок из апельсинов. Апельсины точно совпадают по цвету с его волосами (на теле, голове и, скорее всего, на лобке). И если вы подумали, что это история о настоящей любви, «которая была так близко, а она ее не заметила», вы очень заблуждаетесь.

У Фрэнка много достоинств: он милый, умный, веселый, добрый и необыкновенно преуспевающий — его картины мой бывший муж, Доминик, продает за десятки тысяч долларов. И внешне Фрэнк очень симпатичный: решительный подбородок, суровые серые глаза и очень мужественные губы, почти грубые (по-моему, весьма сексуальные), когда не улыбается. А улыбка у него чудесная, немного глуповатая — словом, обезоруживающая. И телом Фрэнк тоже удался: стройный, в меру мускулистый, а руки жилистые и сильные, это от постоянного махания кистью.

Так что на бумаге — да, рыжий дьявол-искуситель. Прочитай я про него все это, влюбилась бы по уши ни минуты не колеблясь. И тогда ночью я бы занималась с ним сексом, открывая ему красоту согласных звуков. Но это только на бумаге. И хотя все вышеизложенное — чистая правда, есть одно непреодолимое обстоятельство.

Будь я в полном отчаянии, я бы, наверное, согласилась на рыжеватого блондина или шатена тициановского оттенка, как еще иногда называют себя рыжие. Но Фрэнк — он же не просто рыжий. Фрэнк — оранжевый, как апельсины, которые он сейчас давит. Такой рыжий, что глаза режет. На фоне его волос даже морковка кажется бледной.

Но проблема не в его шевелюре. За что я действительно терпеть не могу рыжих, так это за цвет их волос не на голове. Знаю, это уже клиника, и понимаю, насколько ужасно это звучит, так что не утруждайтесь вопросами вроде «А что будет, если вместо слова „рыжие“ ты поставишь „чернокожие“?». К тому же чернокожие парни, к своему счастью, не страдают рыжеволосостью.

Будь дело только в шевелюре, я бы могла заставить своего рыжего любовника носить шляпу или остричься налысо. Конечно, макушка у него немного отсвечивала бы золотом, но без очков я бы этого, может, и не заметила. Нет, дело в волосах на остальных частях тела. Рыжие волоски на груди, руках, ногах и — вот самое ужасное — рыжая поросль под мышками, влажные

Тема
Добавить цитату