Изабель Ибаньез
Лунная нить
Isabel Ibañez
WOVEN IN MOONLIGHT
© 2020 Isabel Ibanez
© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2021
* * *Посвящается МОЕЙ СЕМЬЕ: маме, папе, Родриго, всем боливийским родственникам и ЭНДРЮ, который поверил в меня раньше, чем я сама
Глава первая
Я ПРОВОЖУ СТАРОЙ КРИВОЙ ложкой по дну бочки с сушеными бобами. Их должно было хватить еще на три месяца. Нет-нет-нет. Неужели это все?
Подступает мучительная тошнота. Задевая костяшками пальцев деревянное дно, я набираю горсть иссохших бобов и высыпаю в полупустой мешок. Затем вытираю грязные руки о белые штаны, стараясь не обращать внимания на пот, стекающий по шее. В королевстве Инкасиса разгар сезона удушающей влажной жары, от которой не скрыться даже ночью.
– Что-то не так, кондеса?[1] – спрашивает следующий в очереди.
На самом деле да. Нас всех ждет голод. Но вслух я этого ни за что не скажу. Я их лидер, а лидер не может так поступить. Кондеса никогда не должна показывать страх.
Я пытаюсь придать себе любезное выражение и поворачиваюсь к длинной очереди иллюстрийцев, ожидающих ужина. Смотрю на их осунувшиеся лица. Белые одежды на исхудавших телах кажутся широкими и слишком большими, словно шатры у подножия крепости, в которых спят иллюстрийцы.
Всю свою жизнь я готовилась к таким ситуациям, училась управлять ожиданиями, успокаивать людей в тревожные минуты, кормить их. Это долг кондесы.
Дверь в круглое здание хранилища открыта настежь, чтобы люди могли собраться вокруг меня, пока я разбираюсь с запасами продовольствия. При свете Луны на многочисленных пустых бочках, стоящих вдоль стен, проявляются причудливые прямоугольные узоры. Шаткая деревянная лесенка ведет наверх, в оружейную, где хранятся мечи, щиты и пучки стрел – всё, что мы смогли унести с собой в день, когда пала Ла Сьюдад Бланка[2].
Интересно, что бы мне сейчас посоветовала Ана, наша полководица? Разберись с ними. Ты главная. Помни: ставки высоки. Мы будем бороться за выживание, пока не вернем себе трон.
Я бросаю взгляд на дверь, будто надеясь увидеть в проеме Ану. Она стояла бы, расправив широкие плечи, и ее волосы с легкой проседью поблескивали бы в лунном свете. Но ее здесь нет. Уже четыре дня Ана собирает слухи о самозваном лаксанском короле Атоке, ведь они могут обеспечить нам победу. Она обещала вернуться еще вчера.
Кто-то касается моей руки. Это Каталина молчаливо напоминает о своем присутствии. Уже чуть легче. Я совсем забыла, что прямо за мной стоит моя вечная соратница и помощница.
– Принеси пшеницу, por favor[3], – говорю я, указывая на бочки с припасами. – И тканые мешки, видишь, там, на полке.
Она выполняет просьбу, но опускает глаза, протягивая мне мешки, и тут же возвращается за бочкой.
– Кондеса? – спрашивает женщина из толпы. – Это всё, что осталось?
Я теряюсь. Ложь, вот-вот готовая сорваться с языка, кажется такой гадкой на вкус. Это неправильно. Снова окидываю взглядом скудные припасы, лежащие у моих ног: лущеная кукуруза, полмешка риса и почти пустая корзина с хлебом. Как же мало!
Ложь не накормит всех этих людей.
– У нас заканчиваются кое-какие продукты, – говорю я с натянутой улыбкой. – Боюсь, бобов больше нет, но…
Каталина резко замирает, так и не дотащив бочку с пшеницей. Обычно для этой задачи требуется два человека, но сегодня она вполне справляется в одиночку, а значит, запасы зерна тоже оставляют желать лучшего.
– Нет бобов? – изумленно спрашивает женщина. – ¿No hay comida?[4]
– Я этого не говорила, – отвечаю я, с трудом сохраняя улыбку, и принимаю сложное (и единственно возможное сейчас) решение. – Мы должны бережно относиться к тому, что имеем. Сделаем так: отныне каждая семья будет получать чуть меньше половины обычного рациона. Знаю, это не лучший вариант, но иначе мы просто умрем от голода, – честно признаюсь я. – Решать вам.
В толпе поднимается гомон.
– Меньше половины?
– Не лучший вариант?
Еще одна женщина выкрикивает:
– Как это – больше нет еды?
Висок начинает пульсировать от боли.
– У нас есть немного еды…
Но слова женщины уже распространяются по всей очереди, словно пожар, и теперь уже пятьдесят человек шумно требуют внимания, ответов на вопросы – и своих пайков. Размахивают в воздухе пустыми корзинами. Кричат так громко, что у меня звенит в ушах. Хочется скорее куда-нибудь спрятаться. Но если я сейчас же что-нибудь не предприму, мы получим полномасштабный бунт.
– Успокой их, – шипит Каталина.
– Я не могу дать им то, чего нет, – шепотом отвечаю я.
Каталина многозначительно смотрит на меня. Кондеса должна знать, как справиться с любой ситуацией.
– Я делаю свою работу. А ты делай свою.
– Твоя работа – моя работа, – бросает она в ответ.
Гул толпы нарастает, отражаясь от стен, давит и душит.
– ¡Comida! ¡Comida![5]
Люди топают ногами, напирают. Я ощущаю их тяжелое горячее дыхание и с трудом справляюсь с желанием отступить. Кто-то в толпе выкрикивает имя Эль Лобо, и я замираю в ожидании. Надеюсь, остальные не подхватят за ним и не начнут восхвалять этого бестолкового разбойника. Каждый раз, когда что-то идет не так, они обязательно вспоминают своего героя в маске. Тот еще пройдоха.
– Эль Лобо поможет нам!
– Он все время ворует что-нибудь из сундуков Атока!
– Он герой Инкасисы!
Да конечно! Это всего лишь человек в дурацкой маске. Даже моя няня смогла бы обвести вокруг пальца этого глупого самодовольного короля-самозванца. А ей, между прочим, было уже восемьдесят, когда мы виделись в последний раз.
– Мы требуем Эль Лобо! – выкрикивает кто-то. – Лобо! Лобо!
– Довольно! – говорю я, и от волнения мой голос звенит, словно лезвие ножа. – Не смейте произносить его имя в моем присутствии, всем понятно? Он всего лишь жулик, который дурачит самозваного короля. Нас всех могут убить из-за его безрассудного поведения. Разбойник опасен. Он не с нами, а сам по себе.
Кто-то бросает камень в окно. Стекло разбивается, и вокруг разлетаются сверкающие осколки. В глазах темнеет, и теперь я могу различить лишь нечеткие контуры изможденных лиц и руки, взмывающие вверх каждый раз, когда толпа выкрикивает имя разбойника. Мы с Каталиной понемногу отступаем, и нас практически прижимают к стенке.
– Кондеса, – зовет Каталина. Ее глаза выражают отчаяние и ужас.
Во рту пересыхает. Не могу подобрать нужные слова. Я бросаю взгляд на пустой дверной проем, мысленно призывая Ану. Но хранилище продолжает заполняться людьми с улицы.
– Мне нужно… – начинаю я.
– ¿Qué? ¡Más fuerte![6]
– Мне нужно, чтобы все сейчас успокоились, – говорю я, повысив голос. – Крики и бросание камней не исправят…
Голоса протестующих звучат всё громче, и вскоре я уже не могу разобрать, что они кричат. Ноги подкашиваются, и я лишь усилием воли заставляю себя стоять ровно. Так не должно быть! Десять лет назад представители моего народа считались аристократами Инкасисы. Но наши образ жизни и культура исчезли, словно вырванные из книги страницы. Никто больше не приходит на площадь в нарядных длинных юбках и красивых кожаных туфельках, чтобы послушать живую музыку и встретиться с друзьями.