Читать «Умерев однажды, подумаешь дважды»

Все делают это. Я имею в виду, умирают. Я открыла это для себя на свое семнадцатилетие, когда погибла в жуткой автокатастрофе в вечер школьного бала. Но это не был несчастный случай. Это было тщательно спланированная косьба, просто маленькая деталь в битве между светлыми жнецами и темными, раем и адом, выбором и судьбой. Только я не умерла, как большинство мертвых людей обычно делают. Благодаря одной ошибке, я застряла, мертвая на земле. Ангел, которому не удалось защитить меня, и амулет, который я украла у своего убийцы, являются единственным, что удерживает меня от того, чтобы закончить там, где темные жнецы хотели, чтобы я была. То есть, мертвой.

Мое имя Мэдисон Эйвери, и я здесь чтобы рассказать вам о тех вещах, которые вы не можете увидеть, услышать или потрогать. Потому что я вижу их, слышу их, касаюсь их, живу ими.

Я прислонила плечо к грубому валуну и перевела дыхание. Пестрый солнечный луч переместился на мои кроссовки, ветер щекотал волосами шею. Плеск детей, плавающих в озере неподалеку, был громким, но радостные крики только сильнее стянули узел в моем животе. Предоставьте Барнабасу возможность исправить четыре месяца проваленных тренировок не более чем за двенадцать минут.

— Никакого давления, — пробормотала я, покосившись через грунтовую дорожку на жнеца, стоящего с закрытыми глазами около сосны. Скорее всего, Барнабас был старше самого огня, но он довольно мило совмещал это с джинсами, черной футболкой и долговязым телосложением. Я не могла видеть его крылья, которые принесли нас сюда, но они там были. Он был ангелом смерти с вьющимися волосами и карими глазами, который носил дырявые кроссовки. Сделает ли это их святыми дырявыми кроссовками?[1]. Я задалась вопросом, нервно перекатывая сосновую шишку ногой.

Чувствуя мое внимание на себе, Барнабас открыл глаза.

— Ты хотя бы пытаешься, Мэдисон? — Спросил он.

— Угу. Да, — пожаловалась я, хотя и знала, что это было проигрышное дело. Мой взгляд опустился к моим кроссовкам. Желтые, с фиолетовыми шнурками, черепами и скрещенными костями на носках, они сочетались с окрашенными в фиолетовый цвет кончиками моих коротких светлых волос, не то чтобы кто-нибудь пытался найти связь. — Сейчас слишком жарко, чтобы сосредоточиться. — Запротестовала я.

Его брови поднялись, когда он посмотрел на мои шорты и топ на лямках. Мне в принципе не было жарко, но из-за нервов я стала дерганой. Я не знала, что поеду в летний лагерь, когда сегодня утром выскочила из дома и поехала на велосипеде в школу, чтобы встретить Барнабаса. Но несмотря на все мои жалобы, было хорошо выбраться из Трех Рек. Студенческий городок, в котором жил мой отец, был ничего, но быть новенькой — это отстой.

Барнабас неодобрительно посмотрел на меня.

— Температура не имеет к этому никакого отношения, — сказал он, и я начала перекатывать шершавую шишку под ногой еще быстрее. — Прочувствуй свою ауру. Я прямо перед тобой. Сделай это, или я отвезу тебя домой.

Отбросив шишку, я вздохнула. Если мы вернемся домой, тот, кого надо спасти, кто бы он здесь ни был, умрет.

— Я пытаюсь. — Я прислонилась к глыбе позади себя, потянувшись к черному камню, обрамленному серебром и висевшему у меня на шее. В ответ на нетерпеливое кхехеканье Барнабаса, я закрыла глаза и попыталась представить густой туман, окружающий меня.

Мы пытались молча общаться с помощью наших мыслей. Если я смогу придать своим мыслям тот же цвет, что и у окружающего Барнабаса тумана, то они проникнут сквозь его ауру, и он услышит их. Не самая простая задача, учитывая то, что я даже не видела его ауры. Четыре месяца этих странных отношений «ученик-учитель», и я даже не могу добиться первой ступени.

Барнабас был светлым жнецом. Темные жнецы убивали людей, когда возможное будущее предсказывало, что они пойдут против великих планов судьбы. Светлые жнецы пытались остановить их, дабы убедится, что у человечества есть право выбора. Назначенный предотвратить мою смерть, Барнабас возможно, рассматривал меня как один из своих самых впечатляющих провалов.

Тем не менее, я не спокойно ушла из жизни той милой ночью. Я жаловалась и протестовала против своей преждевременной кончины, и когда я украла амулет у своего убийцы, я каким-то образом спасла себя. Амулет давал мне иллюзию тела. Я до сих пор не знала, где находится настоящее. В некотором роде это беспокоило меня. Также я не знаю, почему стала мишенью.

Когда я взяла амулет, он ощущался как огонь и лед, меняя цвет с обычного матово-серого на глубокий черный, который, казалось, поглощал свет. Но с тех пор… ничего. Чем больше я пыталась использовать его, тем более он походил на камень.

Сейчас Барнабаса назначили в качестве моей тени, на случай если жнец, который убил меня, вернется за своим амулетом, а я стала жить настолько прежней и нормальной жизнью, насколько это было возможно. Видимо, тот факт, что я смогла забрать его и не взорвать свою душу в пыль, сделал ее и меня в некотором роде уникальными. Но присматривать за мной было не в стиле Барнабаса, и я знала, что он не может дождаться, когда вернется к своей душеспасительной работе. Если я только смогу разобраться в этих касаниях мыслью, он сможет вернуться к своим обычным обязанностям, оставив меня в достаточной безопасности дома, способной связаться с ним, если темный жнец объявится вновь. Но этого не происходило.

— Барнабас, — сказала я, полностью изнуренная, — ты уверен, что я могу это? Я не жнец. Может, я не могу соприкасаться с тобой мыслями, потому что мертва? Ты хотя бы думал об этом?

Барнабас молча отвел взгляд в сторону озера, окруженного соснами. Тревога, распрямившая его плечи, сказала мне, что да, он думал.

— Попробуй еще раз, — спокойно сказал он.

Я усилила хватку, пока серебряная проволока не впилась мне в пальцы, пытаясь мысленно представить Барнабаса, его легкую изящность, которой не хватало большинству старшеклассников, привлекательное лицо, ослепительную улыбку. Честно, я не была увлечена им, но каждый ангел смерти, которого я видела, был привлекательным. Особенно тот, который убил меня.

Несмотря на долгие ночи тренировок с Барнабасом у меня на крыше, я не могла ничего сделать с мерцающим черным камнем. Барнабас столько крутился около меня, что мой отец считал его моим парнем, а мой босс в цветочном магазине считал, что я должна получить судебный запрет.

Я оттолкнулась от камня.

— Прости, Барнабас. Иди, делай свои дела. Я посижу