Читать «The Question. Человек и здоровье»

© The Question, текст

© ООО «Издательство АСТ»

Составитель книги – Даша Саркисян, которая редактировала и несет ответственность за достоверность всех ответов, кроме ответа Михаила Лабковского. Ответственность за достоверность своего ответа несет Михаил Лабковский.

ФЕДОР КАТАСОНОВ, педиатр в GMS Clinic

МОЖНО. Ребенок, которому сделали пробу Манту, может в тот же день идти в бассейн, на речку, в душ – куда угодно, главное не тереть место укола. Проба Манту – это внутрикожное введение туберкулина. По реакции организма на такое вещество можно заподозрить у человека туберкулез. Несколько десятков лет назад для этого использовалась накожная проба Пирке – руку царапали и наносили тот же туберкулин. Вот ее, естественно, мочить было нельзя, отсюда и пошло убеждение, что и пробу Манту мочить запрещено, хотя в этом случае вода ничего не вымывает. Но вообще этот тест не очень хороший: много ложноположительных результатов. К счастью, сейчас существуют альтернативные тесты.

ГЕННАДИЙ ХАРСЕЛ, врач-анестезиолог

Всякий наркоз состоит как минимум из двух компонентов: анестезии, то есть лишения сознания, и анальгезии, то есть выключения болевых ощущений. При операциях, требующих расслабления мышц, добавляется еще третий «кит» – миорелаксация, но тогда больной переводится на управляемое дыхание.

Ингаляционные анестетики не обладают анальгезирующим эффектом и самостоятельно могут быть использованы только на очень коротких и малоболезненных операциях. Поэтому в основном применяется либо внутривенный наркоз, либо сочетание его с ингаляционным. Подача анестетика только через маску у взрослых практикуется крайне редко и применяется в основном у детей для ввода в наркоз. Взрослым наркотические газы подаются через интубационную трубку, введенную в трахею (после внутривенной индукции в наркоз), или через ларингеальную маску (такое приспособление, похожее на интубационную трубку, но не вводимое в трахею).

Все современные препараты для наркоза, как внутривенные, так и ингаляционные, относительно безопасны, за редчайшими исключениями. Когда-то, во дни моей бурной молодости, действительно использовались довольно тяжелые для организма ингаляционные анестетики: эфир, фторотан. Но и тогда основной вред они причиняли не больным, в силу кратковременности применения, а самим анестезиологам в силу негерметичности контуров советских аппаратов и длительного нахождения анестезиолога у головы больного.

Кроме того, хочу заметить, что при многих операциях есть возможность заменить наркоз, то есть общую анестезию, регионарной анестезией. Это спинальная, перидуральная анестезия, блокады крупных нервов. Этим также занимаются анестезиологи. Такая анестезия комфортнее и безопаснее для организма, так как проходит с сохранением спонтанного дыхания, но и она имеет свои опасности.

БОРИС АКСЕЛЬРОД, д.м.н., психиатр-нарколог, психотерапевт, главный научный сотрудник отдела анестезиологии Российского научного центра хирургии им. академика Б. В. Петровского

Описанный в вопросе случай является фантазией авторов фильма, которые умело эксплуатируют страх человека перед общей анестезией. В реальной жизни такое сочетание симптомов как следствие ошибок во время анестезии не встречается. Как и при любом методе лечения, при общей анестезии могут возникать осложнения. Однако слепота и глухота к ним не относятся. Тяжелые повреждения головного мозга после анестезии возникают предельно редко. Они обусловлены не самой общей анестезией, а перенесенной во время операции тяжелой гипоксией, например во время массивного кровотечения. Внешне состояние больного может быть похоже на случай в фильме: отсутствие движений, реакции на звук и так далее. Однако в таком случае не может идти речь о полноценном «пробуждении», потому что кора головного мозга повреждена и пациент будет находиться в состоянии глубокой комы.

ТОНЯ ЖИЛИНА, патологоанатом

А с какой целью может понадобиться орган? Обычно вскрытие проводится на следующий день после смерти, для повторного использования уже ничего непригодно. Так что трансплантация отпадает. (Если все-таки интересует именно трансплантация – то сразу после смерти около тела целая комиссия, органы извлекаются сразу, консервируются. Задействован не один человек, заполняется куча бумаг. Так что в данном случае забрать что-то для продажи будет крайне затруднительно.)

Если честно, то теоретически может. Нельзя сказать, чтобы уж совсем просто, но за действиями врача никто не следит постоянно. По большому счету мне, чтобы что-нибудь забрать, договариваться нужно только с совестью.

За это, кстати, грозит статья 244 УК РФ. Зависит, конечно, от цели использования органа. О волеизъявлении перед смертью, как правило, никто не задумывается, а на донорство в нашей стране действует «презумпция согласия».

Кроме того, при исследовании врач разрезает все органы вдоль и поперек, так что целого и красивого ничего не остается. Особенно если патология в интересующем органе.

Могу еще добавить, что мне денег за органы никто не предлагал.:)

ВАДИМ ГУЩИН, хирург-онколог. Директор отделения хирургической онкологии клиники Мерси, Балтимор, США. Научный интерес – хирургическое лечение перитонеального карциноматоза; обучение принятию рациональных решений в онкологии

Есть два способа, которыми доктора пользуются, пытаясь ответить на вопрос пациента, сколько мне осталось жить. Первый описан в начале «Мертвых душ», где русские мужики рассудили, что в Москву колесо доедет, а в Казань – нет. Это оценочный способ, интуитивный. Второй способ базируется на литературных данных по выживаемости похожей группы пациентов. При этом цифра, которую все запоминают, скорее всего, означает срединную выживаемость: половина пациентов умирает до, половина – после этой даты.

Ни тот, ни другой способ не приводит к точному ответу, сколько осталось жить. Пациенту имеет смысл обратить внимание не на саму цифру, а на ее порядок и на единицу измерения оставшейся жизни, поскольку эти данные часто верны. Например, если выживаемость при данном заболевании измеряется неделями, то (при правильно поставленном диагнозе) вряд ли пациент проживет несколько лет или месяцев. В моей практике такой подход к пониманию этого важного вопроса понятен и полезен в большинстве случаев.

АНАСТАСИЯ ПОДРАБИНЕК, по образованию врач, по профессии – системный аналитик

Нет, она просто воткнется в ногу.

Даже если представить, что вы воткнули иголку в том месте, где диаметр сосудов больше диаметра иглы (а это крайне маловероятно), она все равно слишком длинная, прямая и твердая, чтобы беспрепятственно проплыть до сердца по извилистым сосудам. При первом же препятствии она воткнется в окружающие ткани. Чтобы это понять, просто приложите иголку к ступне и подумайте, можно ли ее как-то довести до сердца, ни разу не повернув.

Тем не менее не разбрасывайте иголки где попало, наступать на них все равно больно.

РОДЖЕР А. ФУРНИВАЛ, д.м.н., профессор кафедры неотложной