Читать «Я выбираю сердцем»

У Дворца бракосочетаний, на морозе, у белого «Кадиллака», стояла странная пара. Невеста в серых брюках, белом полушубке из норки и с фатой до плеч, и жених в дорогом свадебном костюме с цветком в петлице, поверх которого было накинуто зимнее пальто от Армани. Ни гостей, ни родственников рядом не наблюдалось. Странно, правда?

Они почему-то не заходили в ЗАГС, как будто чего-то ждали. Вернее, невеста ждала, а жених всё время смотрел на часы и спрашивал:

— Наташа, сколько можно, пойдём, скоро наша очередь. Ты будто кого-то ждёшь.

— Не кого-то жду, а себя. Понимаете? Себя! Я жду своё сердце!

Жених не смог понять её загадки и продолжал терпеливо ждать, тем более, время ещё было.

Рядом с «Кадиллаком» затормозили три черных, сверкающих лаком внедорожника, из которых выскочили трое. Они быстро перегородили вход в здание.

Один из молодых людей крикнул:

— Дорогая, всё готово, едем!

А невеста прокричала:

— Дождалась! Едем!

А потом, оглянувшись на брошенного жениха:

— Я дождалась! Я уезжаю! А Вы ждите! Себя или ещё кого.

Она так и не научилась говорить ему «ты».

По трассе, по зимней дороге с невообразимой скоростью мчался, летел прошитый в нескольких местах пулями черный «Кроссовер». Яростно скрипели тормоза, натужно ревел мотор, из-под шин несколько раз вылетали искры. А водитель всё гнал и гнал. Нет, это не было ралли в Крылатском — это была настоящая погоня. Водитель, Сашка Волков, по прозвищу Волк, бывший гонщик экстра-класса, уходил от шедшей за ними по пятам своры Графа. Волк гнал, гнал, он был уверен в своих силах и силе автомобиля. Вся его фигура излучала затаенную мощь. Мышцы, рельефно выступающие на руках, наводили на мысль, что он тренировался всерьез, а не просто посещал спортзал для поддержания формы. Хмурый, злой, предельно внимательный, Сашка выжимал из машины всё, что возможно. Глаза чёрные, костяшки пальцев бледные, челюсти плотно сжаты, нервно двигались желваки. Он поминутно убирал назад черные, очень темного оттенка, слегка вьющиеся, густые, красиво подстриженные волосы. Черты лица Волка были какие-то слишком гармоничные, какие бывают у людей, занимающихся интеллектуальным трудом. Аккуратный прямой нос, плавные линии подбородка, полные, красиво очерченные губы притягивали взгляд. На шее — витая цепочка, на одной руке — браслет из какого-то непонятного металла, состоящий из пластинок. На указательном пальце — печатка. На другой руке — дорогие часы и тоже браслет в виде цепочки.

Он уходил не один. Из города N он увозил свою жену, Натку Волкову, пока не жену, пока, только однофамилицу, свою Птаху. Первой брачной не было, не успели пока. Да и какая разница, кто они друг другу, если повстречавшись с ней однажды в свои двадцать восемь лет, Сашка тогда и подумать не мог, что у него и Натки будет одна судьба на двоих. Он лишь изредка оглядывался на спутницу, пытаясь понять, каково ей. Он ничего не говорил ей, не успокаивал, он только улыбался, когда их взгляды встречались. Да и незачем: девушка сама понимала: если сейчас они не вырвутся, их ждёт неминуемая расправа. Жестокости и деспотизма у Этого человека хватило бы на пятерых. Ей ОН, Граф, жизнь сохранит. Но что это будет за жизнь!

Она ему нужна, нужна как игрушка. Она пошла против его воли. А Сашу точно ждёт пуля: церемониться он не будет. До пули дело, может, и не дойдёт, но поиздевается, теша самолюбие, растопчет, унизит — это точно.

Внедорожник на скорости подбрасывает на выбоинах, и Натка на заднем сидении с визгом подпрыгивает так, что несколько раз ударяется об обшивку верха машины. Она не плачет, не истерит. Она стискивает зубы, кусает пухлые губы. Она молчит. Фата подпрыгивала, металась по спине, девушка взвизгивала на секунду, а потом опять замолкала и сильнее впивалась пальцами в переднее сидение.

Ей было страшно, конечно же, страшно, можно было и поплакать, но плакать Натка не любила, поэтому утерла пару слезинок и крепче вжалась в сидение.

Он, Граф, был страшнее. Он стал для неё дьяволом. Он сказал: «Выбирай, посмотрим, какой выбор ты сделаешь!» Она с вызовом ответила: «Я выбираю сердцем!» Он кричал, бросая ей в лицо фотографии Волка. Фотобумага ударилась в лицо, в грудь. Больно не было, страшно стало: Граф Сашку теперь уничтожит. Это он умел. Но Волка не так-то просто приручить, тем более уничтожить. Того самого Сашку Волка, который сейчас увозил её. «Это ты выбрала?! Это? Так вот — знай! Ты не увидишь его никогда! Он умер! Для тебя он умер!»

Он ошибся. Любовь не умирает, а жизнь в золотой клетке — не для неё. «Я запрещаю тебе его даже видеть! — кричал он. — Моя единственная дочь никогда не станет женой Волка! Это сказал я, Граф!»

Она рассмеялась ему в лицо:

— Ты Граф? Ты — Граф? — девушка обходила его вокруг, пряча руки в карманы брюк, оглядывая с ненавистью и иронией. — Это значит, что я — графиня? — нервный смешок и ненавидящий взгляд. — И много у тебя таких… графьят?

— Ты единственная моя дочь.

— Дочь, говоришь… А не пошёл бы ты, твоё сиятельство! Никогда я не буду считать тебя своим отцом! — помахала указательным пальцем. — Я — волчица! Запомни! Волчица я! И я выбираю сердцем.

Она выбрала. Сбежала. Птаха вылетела из золотой клетки.

И вот они катят по зимней дороге, а свора Графа, Его свора, мчатся за ними по пятам.

Когда началась стрельба, Сашка молил, повторял, как мантру:

«Только бы не по колёсам! Только бы не по колёсам, только бы не в бензобак!»

А испуганная Натка кричала то ли от страха, то ли пытаясь перекричать рёв мотора:

— Почему они стреляют? Ты же говорил, что стрельбы не будет?!

Её синие, как море, глазищи, прикрытые опахалами ресниц, ещё больше потемнели от ужаса.

— Не бойся, Нат, не бойся! Это они психовать начали, Граф вряд ли отдал такой приказ. Мы ему живые нужны… А ты уж точно… — успокаивал Волк, кожей чувствуя, как страшно должно быть девушке. — Ты переоделась?

— Да, сразу же.

Он только улыбнулся.

И ей было страшно, но где-то там, глубоко, не достать вовсе. Больше страшила та жизнь, которую предлагал Граф.

И, правда, выстрелов больше не было. Но и тех было достаточно: бензобак повреждён.

Но кто это видел? Времени, чтобы остановиться и осмотреть внедорожник, не было.

— Мы оторвались, Саша, оторвались, — взволнованно прокричала Натка, всё ещё не веря в их спасение, — я их не вижу!

Оторвавшись от погони, пережив стрельбу, визг тормозов, крутые повороты, беглецы уже уверовали в своё спасение. Но внезапно Сашка почувствовал, что внедорожник не слушается: пропали тормоза. Остановить огромную машину на зимней дороге не смог бы никто, даже Господь бог, а Сашка не считал себя Богом. Но надо принимать