Рассвет 2.0
Яна Завацкая
© Яна Завацкая, 2020
ISBN 978-5-0051-7751-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Станислав Чон, Церера, год 032 КЭ.
Глава 1. Авария
Cмена началась рутинно, с отправки водного транспорта на Марс.
Туда у нас ходит «Ким Ир Сен», самый вместительный грузовик, минимальная команда — двенадцать человек. Медосмотр проводит робот в пропускном пункте. Автомат в состоянии померить давление, пульс, снять кардиограмму, просканировать кровь на предмет сахара и еще ряда показателей, а также, увы, алкоголя — нарушать сухой закон некоторые умудряются прямо перед рейсом. В случае чего дверь заблокируется — но космотехники обходят эту блокировку запросто, а задержать их физически робот не может. Я, разумеется, тоже не стал бы применять приемы тхэквондо. Но мое виртуальное присутствие отрезвляет альтернативно одаренных. Напоминает о том, что существует Совет, ответственность и возможность отправиться на Землю следующим рейсом и навсегда.
Поэтому за отправкой я должен следить лично. Пока юркие кибертележки таскают по пандусу блоки чистейшего местного льда, экипаж уныло стоит в очереди в пропускник, я поглядываю на стеклянный монитор и пью чай. Все прошло благополучно. Последний в очереди член экипажа — пилот второго класса Зульфия Рахмангулова — покинула пропускник. Я поставил чашку в посудомойку и вымыл руки. В десять у меня был назначен мониторинг у астрофизиков, рутинное обследование — делает все, опять же, робот. Но как известно, с сильным искусственным интеллектом пока что случился пролет, так что решения принимать все равно мне. Любой диагноз — это решение. А уж тем более — назначения и режим.
До десяти срочных дел не ожидалось. Я навел порядок в шкафу с инструментами, обнаружил и выкинул несколько пачек шприц-тюбиков с истекшим сроком годности. Вынес их из списка. Интересно, почему бы не разработать автомат, который занимался бы вот такой ерундой? Но больше в дежурке убирать было нечего. Мы стараемся поддерживать порядок, а то ведь неловко перед коллегами. И я сел писать планы по поддержанию здоровья вверенного мне персонала. Нас, салверов1, на Церере всего четверо. Соответственно, персонал всех пяти станций — трех научных и двух промышленных — мы поделили между собой. Я отвечаю за здоровье трехсот двадцати трех человек. Это предполагает разработку комплексных планов здоровья, контроль за их выполнением и все такое прочее. Впрочем, учитывая, что комплаенс2 пациентов чаще всего на нуле, все эти планы остаются формальностью. Конечно, в спортзал все ходят — не маленькие, сами понимают, что иначе в условиях низкой гравитации организму не поздоровится. Но остальными процедурами и обследованиями дружно манкируют.
В общем, хочешь — не хочешь, а документировать происходящее надо — для статистики, например. Но у меня есть еще и научная цель. Я составил сводную таблицу изменений веса моих пациентов — научников, кибертехников и пилотов. Задумался над тенденциями — не слишком хорошими, атрофия мышечной ткани шла тем интенсивнее, чем больше времени человек проводил на Церере. Надо сравнить ситуацию с другими станциями — допустим, в системе Юпитера. На Марсе в любом случае дело должно обстоять получше. В общем, я размышлял о высоком, и тут раздался входной сигнал.
Посетитель! Неожиданно. Конечно, мы тут и проводим дежурство именно потому, что могут прийти больные. Но приходят они, скажем так, редко. Для чего здоровому лбу-церерианину, еще на Земле обследованному до последней молекулы белка в последней клетке, трудоголику и энтузиасту, переться к медикам? Конечно, бывает всякое — но в таком случае пациентов к нам, как правило, уже приносят.
Я с интересом обернулся. Вошел один из научников — внешне я его помнил, но имя что-то вылетело из головы. Он не из моих подопечных, а вроде бы Кристининых. Кажется, с третьей станции. Планетолог или геохимик, в общем, не из обслуживающего персонала.
Прожив на Церере почти два года, всех уже знаешь в лицо. Тем более, когда у тебя работа такая — с людьми.
Да и лицо из тех, что запоминаются. Высокий и тощий человек в возрасте, с сильными залысинами, впалыми щеками, небольшие глаза странно желтого цвета, тигриные. Чисто выбритое лицо, очень белая кожа. Немолод — впрочем, среди научников встречаются люди и старше, за шестьдесят и семьдесят, хотя в основном у нас работает молодежь.
Рукопожатие ученого оказалось неожиданно крепким.
— Здравствуйте… Станислав? — по-китайски он говорил с сильным акцентом. Я улыбнулся.
— Здравствуйте. Вы, кажется, с третьей станции?
— Верно. Я планетолог, Аркадий Дикий, — представился он.
— Садитесь, пожалуйста, — я указал на стул, — на что жалуетесь?
Он уселся и вздохнул.
— Станислав, вы извините… давайте по-русски? Откровенно говоря, я не очень владею местным международным. Я на станции всего два месяца, а до того толком не изучал. Ведь вы, кажется, наполовину русский?
— Вроде на четверть, — ответил я, легко перейдя на язык моей матери. — Но русский мой родной язык, я вырос в России.
У нас на Церере международный — ханью. Интересно, что до войны повсюду был лишь один всеобщий язык — английский. Как странно! Ведь на инглиш говорит не так уж много народу, хотя он остался международным языком, но далеко не основным, а одним из, наряду с китайским, хинди и испанским. Хотя русский как раз в космосе тоже считается международным языком, все системщики его учат, русскоязычных здесь в процентном отношении куда больше, чем на Земле, — традиция.
Я понимаю Аркадия — сам тоже лентяй, три международных еще выучил, а в хинди плаваю.
Но собственно, знать языки и не обязательно — ведь еще есть трансляторы! Кстати, на ворот Аркадия прицеплен такой приборчик — видно, на случай, если совсем станет туго с пониманием окружающих.
— Замечательно! — обрадовался Аркадий. Я решил, что пора вернуть его к делу.
— Так на что вы жалуетесь?
— Головокружения, — сообщил он. — Знаете, особенно ночью, когда сидишь на приборах. Сильные головокружения, прямо плывет все вокруг.
Я развернулся наполовину — так удобнее прикрыть глаза. Комм уже вывел на сетчатку все данные пациента. Аркадий Вениаминович Дикий, 52 года, в анамнезе легкий алкоголизм — ну это бывает, острый лейкоз в возрасте 25 лет, легкая черепно-мозговая травма в 42, в целом все благополучно, последние анализы крови и сканы, социальное положение — семьдесят три балла, это неплохо; психологический профиль — белый три плюс; дважды биоотец; постоянных близких нет. Не любит человек связывать себя обязательствами, бывает.
Я развернулся к пациенту.
— Ну давайте посмотрим, в чем дело.
Конечно, в первую очередь думаешь о нарушениях мозгового кровообращения. Я посадил Аркадия под сканер, настроил на кровь и стал разглядывать артерии мозга. Возможно, понадобится осмотр невролога — я-то могу оценить только в общем и целом. Но ближайший невролог, вообще ближайший врач находится на Марсе. Позвоночные артерии показались мне узковаты, но в целом я не обнаружил никаких проблем. Видимо, сосуды ни при чем, а головокружение, например, кохлеарное, или с мозжечком проблемы.
— Я вам дам препарат, его нужно принимать два раза в день, утром и вечером. Не пропускайте — это важно! — веско произнес я. — Если не поможет — через неделю отправлю вас к врачу на Марс.
Попробуем своими силами обойтись.
— И не обманывайте меня! — строго добавил я. — Речь идет о вашем здоровье и работоспособности! К тому же не надо бояться, так просто из системы на Землю не отправляют. У нас работают люди с самыми разными диагнозами. Однако важно установить, что у вас за проблема! Чтобы адекватно помочь.
— Ну что вы! — улыбнулся планетолог. Улыбка у него была некрасивая из-за слишком больших и неровных зубов, торчащих из узкого рта, как у крысы. — Я и не пришел бы к вам, если бы хотел обманывать. Поверьте, в моем возрасте начинают серьезно относиться к состоянию здоровья!
«Если бы!» — усмехнулся я про себя. Увы, те, кто плюет на свое здоровье, с годами никак не меняются.
— Надеюсь! — кивнул я.
— Кстати, Станислав… извините, можно личный вопрос? Вы — действительно сын Ли Морозовой?
— Да, — отрывисто ответил я.
— Надо же! Я вначале и не подумал. Ведь ваша фамилия — Чон.
— Это по отцу, — произнес я неохотно.
— Ах да, конечно! Ну что ж, родителей не выбирают.
Аркадий снова протянул мне руку.
— Приятно было с вами познакомиться, Станислав! И поговорить. Признаться, у меня проблемы с ханьским, я никогда не увлекался востоком вообще, и вот попал. Его нужно знать с детства, иначе все равно будут сложности. Кстати, а не хотите как-нибудь зайти к нам на станцию? Например, завтра интересный концерт будет, отмечаем кое-что, а у нас подобрался великолепный оркестр, практически профессионалы! Будет Моцарт и Беллерт. Конечно, не знаю, как вы насчет музыки… И учтите, что зал расположен под прозрачным куполом! Я вас заинтриговал? Приходите, пообщаемся!
Он