Читать «Цветы всегда молчат»

Я садовником родился, не на шутку рассердился,

все цветы мне надоели,

кроме… Розы…

Роза. Ой!

Садовник: Что с тобой?

Роза. Влюблена.

Садовник. В кого?

Роза. В тюльпан.

Детская игра

Северный Уэльс, Лланруст  [1] , 1875 год

В музыкальном салоне играли «Колыбельную» Брамса. Звуки арфы и металлофона, сливаясь, порождали фей сна. Те парили в воздухе, осыпая людей золотой пыльцой с радужных крыльев. И сама музыка чудилась их пением.

Ветер швырял в окно пригоршни золотой листвы, но на этом не останавливался, а, дерзко проникая на территорию людей, подхватывал листья и кружил их по паркету в беззаботном танце осени. И, неугомонный, теребил тончайший тюль занавесей, путался в волосах.

В первом ряду плакала девушка.

Золотой пыльцы, решил Пол, ей досталось больше всех: рассыпавшейся по волосам и шее, припудривавшей нос и щёки, задерживающейся на кончиках ресниц. Пол, усмехнувшись, подумал: позиция у меня выгодная — и часть сцены, и первые ряды партера как на ладони.

Взгляд молодого человека скользнул ниже, отметив, что аккуратная грудь юной плакальщицы, взволнованно вздымалась… Одета девушка была в простенькое голубое платьице, кружевная накидка подчёркивала её юность и грацию.

Пол снова посмотрел юной особе в глаза. В них, серо — голубых, будто льдистых, дрожали бриллианты слёз.

Представьте себе — её здесь считают чуть ли не первой красавицей! Пфф! — в голосе стоявшей неподалёку дородной дамы в ярко — синем платье, обмахивавшейся огромным веером, звучало откровенное презрение.

Пол видел эту женщину в первый раз, но сразу же определил в ней принадлежность к людям, у которых на всё есть своё, непременно верное и неоспоримое мнение, и они спешат поделиться им с окружающими.

А вы, как я погляжу, — осторожно начал он, — с такою оценкою не согласны?

Ну конечно же! — едва ли не с возмущением отозвалась его собеседница. — Слишком худая, в веснушках, движения чересчур нервные и порывистые!

Пол хмыкнул и, взглянув на рыжеватые локоны, узенькие вздрагивающие плечи обсуждаемой персоны, её острые лопатки, топорщившие ткань платья, решил для себя, что в жизни не встречал никого прекраснее. Но свои выводы оставил при себе. Даме же из-за платья цвета индиго и широких форм напоминавшей грозовую тучу, незачем знать, что в переполненном зале музыкального салона не существовало ничего, кроме сказочной музыки, кружения листвы и хрупкой девушки, плакавшей от восторга.

Он даже не заметил, куда делась его давешняя визави, и вздрогнул, услышав мужской голос вместо женского.

Вижу, вы не сводите с неё глаз! — упитанному коротышке в полосатой тройке пришлось приподняться на цыпочки, чтобы шепнуть это Полу. — Здешняя жемчужина, Мифэнви Лланруст, дочь правителя. Почти принцесса. Вы представлены?

Пол отрицательно помотал головой.

Я в Лланрусте со вчерашнего вечера, — пояснил он. — Только и успел — снять отель да отужинать. А с утра, едва проснувшись, отправился на моцион. И вот забрёл сюда: дверь открыта, музыка льётся, публика нарядная…

Это — одна из причуд принцессы. Когда в Лланруст приезжает какой-нибудь оркестр — а здесь их всегда полно; да и прочие богемные — поэты, музыканты, архитекторы — так и льнут! — так вот, если приезжает кто — Мифэнви сразу приглашает их сюда, в свой салон, и велит открывать двери и окна, чтобы все слышали. Говорит, искусство — для всех. Взбалмошная девчонка.

А я нахожу такую причуду прелестной, — улыбнулся молодой человек и протянул незнакомцу руку: — Пол Грэнвилл, к вашим услугам.

Аарон Спарроу, очень рад, — весело проговорил тот, отвечая на рукопожатие. Руки у него, заметил Пол, были пухлые и неприятные. — Послушайте, а вы случайно не из Грэнвиллов Глоум Хилла?

Случайно из них.

О! — возрадовался Спарроу, — значит, вы посланы мне судьбой! Я слыхал, в ваших местах разводят дивных козочек, которые дают отменную шерсть.

Да, шерсть у нас и вправду отличная! А вам, собственно, зачем? Уж простите моё бестактное любопытство.

Что вы! — Спарроу поднял руки вверх в примирительном жесте. — Это нормально. Я только приветствую любознательность в молодых людях. Редкость в наши времена: обычно, молодёжь ничего не хочет слышать, потому как полагают, что им и так известно всё. А если вернуться ко мне, то я — коммерсант, скупаю — продаю. Такие дела.

«Спекулянт, точнее», — подумал Пол, но вслух спросил: — А что продаёт Лланруст? Спарроу хихикнул:

В основном, красоты и арфы. Ещё хлопок здесь добротный.

Музыка затихла, и принцесса Мифэнви поднялась, чтобы поблагодарить музыкантов. На её нежных щеках играл румянец, а глаза ещё блестели от слёз.

А вы здесь по какому вопросу? Турист?

Пол, поглощённый созерцанием своей золотистой феи, не сразу сообразил, что обращались к нему. Но потом спохватился, замотал головой:

Нет, у меня скорее научный интерес…

А, — протянул Спарроу, слегка разочарованно. — Но вижу, к научному у вас теперь добавился и личный.

Пол смутился и покраснел.

Идёмте, представлю вас, я коротко знаком с её отцом: веду дела. Арфы сейчас в Лондоне в большой цене.

Пол растерялся ещё больше, но упустить такой шанс просто не имел права.

Миледи, разрешите… — Спарроу довольно бесцеремонно окликнул дочь правителя Лланруста, и та обернулась. На миг их с Полом взгляды встретилась, и мир вокруг замер.

А потом она подошла, окутав его нежным цветочным ароматом, и протянула руку. Ладонь её была узкой и невесомой, что Пол даже испугался: как бы ни навредить рукопожатием.

Но принцесса согрела его обнадёживающей улыбкой, а затем проговорила, и голос её звучал подобно давешнему пению арфы — серебристо и нежно:

Вы должны немедленно похитить меня, и тогда, возможно, я подарю вам поцелуй. Сказала, и густо залилась краской. А глаза её будто шепнули: «Я нашла тебя».

И сердца молодых людей в тот же миг заколотились в едином ритме, выстукивая: судьба…

И чего же вы ждёте? — слегка обиделась принцесса, видя растерянность и смущение Пола. — Раз так — я сама украду вас! — тихо, но чётко проговорила она, беря его за руку и мучительно краснея от собственной дерзости. — Идёмте, — добавила уже увереннее и громче: — Вы должны видеть их. Они только вчера расцвели. Розы в моём саду…

И он позволил себя увести, точно зная, что пошёл бы за ней даже на смерть…

Графство Нортамберленд, замок Глоум Хилл, 1878 год

— Мифэнви, вы совсем себя не жалеете!

Колдер Грэнвилл накинул пушистый плед на колени своей невестки.

Вы совершенно напрасно волнуетесь, — смущённая такой заботой, молодая женщина зарделась до корней волос. — Тут совсем не холодно…

И поэтому ваши руки ледяные?

Он осторожно пожал её узкую ладонь, совсем легко, почти неощутимо коснувшись белой атласной кожи. Но тут же отпустил, вздохнул и отошёл к письменному столу.

Смотрю, вы не разбирали почту?

Да, извините меня, — тихо отозвалась Мифэнви, — я немного расстраиваюсь, что мне никто не пишет.

Господи! Да что же вы себя хороните в двадцать лет!

Колдер посмотрел на неё так, что женщина явственно почувствовала: рассержен и,