Читать «Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке»

Выключить свет

Оуэн Мэтьюз

Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о

Русской Америке

Проект TRUESTORY. Люди, о которых говорят –

Текст предоставлен правообладателем

«Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке / Оуэн Мэтьюз ;

[пер. с англ. А. В. Андреева].»: Эксмо; Москва; 2019

ISBN 978-5-04-093141-5

Аннотация

В начале XIX века казалось вполне вероятным, что западное побережье Америки

вскоре станет российской провинцией. И это были не пустые слова, не проекты, а вполне

реалистичный сценарий развития событий.

Николай Резанов – русский аристократ, дипломат, авантюрист мечтал расширить

границы Российской империи до берегов Калифорнии. Пережив тяжелую зиму на Аляске,Резанов отправился в Сан-Франциско, где влюбился в Кончиту – дочь коменданта крепости,которая стала его последней любовью и символом новой империи, которую он мог бы

построить.

Эта книга об интригах двора, о создании Русской Америки, первой русской

кругосветке и захватывающих приключениях яркого и неординарного человека, который не

боялся мечтать.

Оуэн Мэтьюз

Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о

Русской Америке

Посвящается Ксении, Никите и Тедди

Генерал Бетрищев, как и многие из нас, заключал в себе при куче

достоинств и кучу недостатков. То и другое, как водится в русском

человеке, было набросано у него в каком-то картинном беспорядке. В

решительные минуты – великодушье, храбрость, безграничная

щедрость, ум во всем, – и, в примесь к этому, капризы, честолюбье,самолюбие и те мелкие личности, без которых не обходится ни один

русский, когда он сидит без дела.

Николай Гоголь. «Мертвые души». Том II, глава II

Owen Matthews

Glorious Misadventures:

Nikolai Rezanov and the Dream of a Russian America

В оформлении обложки использован элемент дизайна: Fine Art Studio / Shutterstock.com Используется по лицензии от Shutterstock.com Фото на обложке: © Архив / Фото

ИТАР-ТАСС

Пролог

Колумбы росские, презрев угрюмый рок, Меж льдами новый путь

отворят на восток, И наша досягнет в Америку держава…

М. В. Ломоносов. Колумбы росские Из Первой песни

незаконченной поэмы «Петр Великий», 1747 г.

Господин Резанов – человек скорый, горячий, затейливый писака,говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки,чем обдумывать и исполнять основательные предначертания.

Вице-адмирал Василий Головнин1

Теплым майским вечером 1806 года в крошечном форте Сан-Франциско, расположенном на самом севере испанских владений в Америке, отпраздновали помолвку.

Стоящий на холме одноэтажный, построенный из высушенного на солнце кирпича дом

губернатора Новой Калифорнии, из которого открывался прекрасный вид на залив, был

украшен полевыми цветами2. На полу в комнатах постелили свежую солому, гостей угощали

медовыми пирогами и вином. В углу небольшой приемной стояли два флага. Один из них

(незадолго до этого появившийся) – красно-желтый флаг королевства Испании, второй –

потрепанный бело-сине-красный триколор Российской империи3.

Пятнадцатилетнюю невесту, дочь губернатора, «ангела с ясными глазами», как писал

один из очевидцев4, звали дона Мария де Консепсьон Марселла де Аргуэльо; члены семьи

называли ее Кончитой. На невесте было платье из белого домотканого хлопка5.

Женихом был высокий русский дворянин с суровым лицом и коротко

подстриженными, не по годам поседевшими волосами. Жениху было сорок два года6. Звали

его Николай Петрович Резанов. Он был вдовцом, дворянином и главой компании, заготовлявшей пушнину на огромной территории России, простиравшейся от Уральских гор

до Аляски. На Резанове был темно-зеленый камзол камергера двора Александра I. Из наград

– орден Святого Иоанна Иерусалимского, или Мальтийский крест, который носили многие

фавориты не так давно убитого в результате дворцового переворота императора Павла. На

правой стороне груди – украшенная бриллиантами звезда ордена Святой Анны 1-й степени.

Резанов был богатым и влиятельным человеком с обширными связями при дворе. Но

Калифорния находилась очень далеко от Петербурга, а в Новый Свет вельможа прибыл на

грани отчаяния. Последние три года он провел в изнурительных морских путешествиях.

Потерпел неудачу и не смог выполнить главную миссию, возложенную на него

императором, а именно установление дипломатических и торговых отношений с Японией, которая в то время проводила политику жесткого изоляционизма. После этой провалившейся

миссии самолюбие Резанова потерпело сильный удар, и свои ордена он носил скорее как

напоминание о прежних заслугах.

Неприятности наложили отпечаток на его характер: он cтал вспыльчивым, был груб с

подчиненными, от которых требовал беспрекословного подчинения. Настроение у него

менялось ежеминутно: он мог сыграть на скрипке, пустить слезу, поднять патриотический

тост за императора и непотребно обругать офицеров своего корабля. Во время долгого

плавания его отношения с командой стали напряженными до предела. Резанов в пух и прах

разругался не только с офицерами, но и с адмиралом Крузенштерном, капитаном корабля

«Надежда», на котором вельможа прибыл в Японию, и одним из руководителей первой

русской кругосветки. Многие участники плавания оставили о Резанове нелицеприятные

записи в своих дневниках. Его называют «невеждой», «проходимцем»7 и даже «самым

большим подлецом, которого видал свет»8. Однако при этом часть команды верила ему и

была готова идти за ним хоть на край света.

Резанов был опытным дипломатом, авантюристом и умел очаровывать людей. Из

Петербурга и императорского двора, при котором выстроил значительную часть своей

карьеры, он попал на край света, в дикую Калифорнию. В этих практически неизученных

местах на западе американского континента Резанов рассчитывал на то, что ему удастся

закрепиться, расширить сферы влияния России и тем самым вернуть себе расположение

императора. Вполне возможно, что он строил планы своего личного счастья и совместной

жизни с красавицей Кончитой.

Отец Кончиты, комендант крепости Сан-Франциско дон Хосе Дарио Аргуэльо, происходил из совершенно другой социальной среды, нежели его будущий зять. Он родился

в семье простых крестьян в мексиканском городке Сантьяго-де-Керетано. Он был высокого

роста и благодаря своему уму и упорству сделал карьеру в испанской армии в

кавалеристском полку. Когда ему было двадцать восемь лет, в чине сержанта ему пришлось

возглавить группу переселенцев, после того как вышестоящий офицер был убит. Аргуэльо

вывел людей к месту, которое они назвали Нуэстра Сеньора де лос Анджелес ( Nuestra Señorade los Ángeles)9. Это было очень маленькое поселение, одно из самых незначительных среди

других поселений и испанских миссий на побережье. Вполне возможно, что Аргуэльо

надеялся на то, что когда-нибудь Лос-Анджелес превратится в город, который будет что-то

значить для жителей Новой Испании. На момент помолвки его дочери с Резановым Аргуэльо

было сорок три года, он был верным слугой испанской короны и набожным человеком, безмерно любившим свою жену и тринадцать детей, которых они воспитывали.

Вполне возможно, что помолвка русского дворянина с его старшей дочерью для

Аргуэльо была неожиданной. Резанов свалился им на голову буквально за месяц до этого

знаменательного события, войдя в бухту на потрепанном штормами, построенном в Америке

бриге. Несмотря на то что одет Резанов был богато, за время долгих путешествий он отощал

и страдал от цинги. Сразу после высадки в Сан-Франциско Резанов развил бурную

деятельность, целью которой было кардинальное изменение всего того, к чему привык Хосе

Аргуэльо. Русский подружился с местными францисканцами и начал уговаривать Святых

Отцов в необходимости отказаться от политики испанской короны, запрещающей своим

колониям торговать с кем-либо за исключением метрополии10. Со старшей дочерью

Аргуэльо он флиртовал исключительно в рамках приличия – девушка встречалась с ним

только в присутствии матери. И вот, игнорируя разницу в социальном положении,

политические противоречия стран и то, что они с Кончитой исповедовали хотя и

христианскую, но разную веру, Резанов сделал девушке предложение руки и сердца, которое

та приняла. То, что им приходилось общаться на разных языках – Резанов не знал

испанского, а говорил только на французском (который является близким к испанскому

языком романской группы), – препятствием не стало. В общем, Резанов произвел на всех

огромное впечатление.

И вполне понятно почему. Резанов умел очаровать, вскружить голову и сделать себя

незаменимым. Напомним, что б ольшую часть своей жизни он провел в Санкт-Петербурге, при самом блестящем и богатом дворе Европы (этот статус перешел к российскому двору

после казни французского короля). Вряд ли Кончита когда-либо встречала такого

остроумного и вежливого человека в своем калифорнийском захолустье. Совершенно

понятно, почему Резанов вскружил девушке голову, почему она согласилась стать его женой

и уехать в Петербург, расположенный в тысячах километрах от ее родной Калифорнии.

Отец Кончиты понимал, что после свадьбы скорее всего никогда больше не увидит

свою дочь, и, конечно же, он осознавал, что ее муж никогда не примет католическую веру.

Тем не менее он не хотел ударить в грязь лицом перед своим гостем и будущим зятем, и

посему устроил настоящий праздник в честь помолвки старшей дочери. В довольно

скромной зале в его доме были устроены танцы. Среди сорока человек гарнизона нашлось

несколько умевших играть на музыкальных инструментах, они исполняли на гитарах и

скрипках испанский менуэт barrego. Среди русских тоже нашлись музыканты, они

исполнили несколько английских народных танцев. Сам Резанов играл на скрипке и без

конца танцевал с темноглазой Кончитой.

«Она была в большом возбуждении, ее глаза горели. У нее были прекрасные зубы, милые и выразительные черты лица и хорошая фигура. Она была очаровательной и при этом

вела себя естественно и просто», – писал Георг фон Лангсдорф, медик и натуралист, участник экспедиции Резанова. По словам Лангсдорфа, «на обед подали прекрасный

овощной суп, жареную дичь, баранью ногу на вертеле, на гарнир – овощи и салаты, а также

пироги, варенье и творог… вино было местного производства и невыдающегося качества, но

горячий шоколад оказался совершенно божественным»11.

На следующий день была запланирована коррида, и на потеху публике хотели

затравить собаками медведя. Аргуэльо отправил в горы восемь солдат с заданием найти и

поймать зверя. Солдатам удалось изловить большого бурого медведя, и тот со связанными

лапами был принесен в форт на носилках из кожи. Как пишет Лангсдорф, «медведь

плескался в воде… но никто не рискнул подойти к нему, поскольку животное рычало, скалило зубы и всем своим видом показывало, что ему не нравится, как с ним обходятся»12.

Все русские тактично умолчали о том, что медведь является своего рода символом их

страны. Во всяком случае, сам Аргуэльо, будучи человеком простым, об этом не знал. Ночью

бедное животное сдохло, и на следующий день всех развлекали только традиционной

испанской корридой.

Наступил прохладный вечер. Все танцевали и пили. Аргуэльо вряд ли подозревал о

том, что его великосветский гость имеет виды на богатые и малозаселенные земли

Калифорнии, планируя включить их в состав Российской империи. И он, конечно же, не

подозревал о том, что не пройдет и десяти лет, как русское поселение появится там, где

сейчас расположен округ Сонома, то есть всего в ста километрах на север от того места, где

все поднимали тосты за счастье молодых.

Вступление

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду.

А. Вознесенский. «Авось!»

Совсем выжившие из ума едут сейчас в Америку только для

того, чтобы обогатиться, и после своего возвращения за несколько

дней спускают все то, что заработали в течение многих лет трудом

других людей. Могут ли эти люди уважать окружающих?.. К стыду

всех русских, страдают от этого бедные американцы.

Слова Николая Резанова, процитированные иеромонахом

Гидеоном1

Впервые я услышал о Николае Резанове летом 1986 года. Мне тогда было пятнадцать

лет, и я навещал сестру своей матери, которая жила в небольшой захламленной квартире на

Фрунзенской набережной в Москве.

Я тогда и не подозревал, что эпоха Советского Союза быстро и неуклонно подходит к

концу. Через несколько месяцев задуют ветры перемен, и этим ветрам суждено будет

разрушить старый порядок. За год до этого к власти пришел Михаил Горбачев, открыл ящик

Пандоры, и из этого ящика появились на свет гласность и перестройка. Однако тем летом

мало кто мог предвидеть грядущие перемены. СССР по-прежнему был нерушимым, правление КПСС – незыблемым; пока еще никто не копался в прошлом; к Мавзолею

выстраивалась длинная очередь; на улицах столицы не было видно ни одной иномарки; никто не знал, что такое многочасовые пробки; а на фасадах домов огромные плакаты звали

в светлое коммунистическое завтра.

Так вот, в то жаркое и пыльное лето моя тетя нашла мне нескольких провожатых, которые показывали мне достопримечательности города. Одним из них был ветеран войны

Виктор Ефимович, одетый в пиджак в мелкую полоску и с целым иконостасом медалей на

груди. Однажды Виктор Ефимович сообщил мне, что ему удалось достать билеты на самый

популярный спектакль Москвы – рок-оперу «Юнона и Авось». Это название было непонятно

не только мне, но и большинству москвичей, которые еще не знали, что это названия двух

кораблей. Однако, наверное, все жители столицы уже знали, что это за рок-опера и о чем она.

Премьера состоялась за пять лет до описываемых событий в театре под названием «Ленком», который и сейчас находится в районе Пушкинской площади. Постановка моментально стала

страшно популярной, и на каждом представлении был полный аншлаг. Весной 2013 года, когда писалась эта книга, «Юнону и Авось» все еще не сняли с репертуара, и билеты на

спектакль было достать так же непросто, как и много лет назад. В середине 1980-х люди по

нескольку дней стояли в очереди, чтобы купить билеты на рок-оперу, которая шла раз в две

недели (самое обычное для советской экономики игнорирование рыночных законов спроса и

предложения); в те далекие годы москвичи не так часто пользовались услугами спекулянтов, предлагавших билеты втридорога.

Рок-опера действительно оказалась интересной и трогательной. Ее сюжет был построен

на реальных исторических событиях, описанных и слегка приукрашенных пером Андрея

Вознесенского. Действие начинается с прибытия русского аристократа, красавца, близкого к

императорскому двору, в испанскую Калифорнию на двух кораблях под названиями

«Юнона» и «Авось». Русская Америка – признаюсь честно, что я именно тогда впервые

услышал это выражение, – расширялась на юг, и Резанов планировал захватить богатые

земли Калифорнии для российской короны. В рок-опере испанцы изображены очень

религиозными и слабыми, а вот русские в своих эффектных камзолах офицеров

военно-морского флота – энергичными, практичными, реалистичными и… склонными

блефовать.

Поскольку это рок-опера, в сюжете должна присутствовать любовная история. Не

будем забывать о том, что это русская постановка, следовательно, история должна быть

трагичной. Резанов и дочь губернатора Верхней Калифорнии (авторы повысили в должности

сеньора Аргуэльо) Кончита влюбляются друг в друга. Отец девушки и католические

священники пребывают в ужасе. Вознесенский приукрасил образ Резанова, сделав из него

настоящего героя, который бьется на дуэли с соперником, ранее предложившем Кончите

руку и сердце. Офицеры из окружения Резанова предупреждают его, что он должен получить

разрешение царя на то, чтобы взять в жены девушку римско-католического вероисповедания.

Но наш герой не видит в этом проблемы. Он считает, что понесется на крыльях любви в

Петербург, получит разрешение на свадьбу и вернется назад в Калифорнию. Героиня, однако, не осмеливается верить в грандиозные планы своего жениха. «Я тебя никогда не

увижу, я тебя никогда не забуду» – в России этот дуэт и по сей день пользуется такой же

популярностью и столь же узнаваем, как и лейтмотив рок-оперы «Иисус Христос –

Суперзвезда» на Западе. По дороге в Петербург Резанов, тяжело заболев, умирает. Кончите

передают, что ее жених умер, но она отказывается в это верить и тридцать пять лет ждет

возвращения любимого; позже она принимает монашество, сохранив верность жениху до

самого конца.

Вероятно, советским зрителям было непривычно наблюдать действие, главные герои

которого – высокопоставленный вельможа и офицеры царского флота. Вдобавок ко всему на

сцене появлялось огромное изображение иконы Пресвятой Девы Марии, а в конце звучал

гимн любви: «Аллилуйя!»; в тексте неоднократно упоминался император и реял царский

триколор. Художественный руководитель театра Марк Захаров был удивлен тем, что

советская цензура пропустила оперу, не внеся в нее никаких изменений, ничего не «зарезав».

Бесспорно, «Юнона и Авось» была продуктом своего времени и отражала мысли и чаяния

многих людей. Русские только начинали предчувствовать приближающийся развал

советской империи, и история утраченных российских владений в Америке пришлась им по

вкусу. Когда к власти пришел Горбачев (через четыре года после премьеры спектакля), он

начал политику сближения с Западом, а романтическая история русского аристократа и

Кончиты напоминала о том, что любовь не остановят никакие границы.

Меня тогда больше всего удивило то, что в основе рок-оперы Алексея Рыбникова, как и

поэмы Андрея Вознесенского «Авось!», лежат реальные исторические события.

Действительно, Россия имела обширные территориальные владения в Америке. В 1812 году

граница Российской империи проходила по реке, которая сейчас называется Рашен-ривер

( Russian river), всего в часе езды на север от Сан-Франциско вдоль побережья. Кроме того, короткое время – всего год, с 1816-го по 1817-й, – русские владели крепостью на Гавайях

(Елизаветинский форт). Резанов страстно хотел доказать, что западное побережье Америки

может стать российской провинцией. И это были не пустые слова, не проекты, а вполне

реалистичный сценарий развития событий.

* * *

Резанов отплыл из Петербурга, направляясь в Японию, июльским утром 1803 года. Это

было время, когда ситуация в Европе быстро менялась. Не так давно французы свергли

своего короля, и теперь самой большой европейской державой управлял корсиканский

выскочка, который благодаря своему таланту военоначальника быстро перекраивал

европейские границы. Наполеон покорил, а потом потерял Египет, разбил армию Пруссии, захватил Испанию, Италию и бо льшую часть немецких государств. Вместе с императором

Павлом они планировали захват самого красивого камня в короне Британской империи –

Индии. Наполеон писал императору Павлу о том, что колониальная империя британцев была

создана в результате нескольких успешных сражений и положить конец британскому

владычеству можно точно так же – одержав ряд военных побед.

Воспоминания о двух величайших победах британского оружия в колониальных

войнах были еще свежи в памяти, так как произошли относительно недавно. В 1757 году

генерал Роберт Клайв, командовавший войсками английской Ост-Индской компании, в битве

при Плесси разбил французские и индийские войска, что ускорило разрушение империи

Великих моголов. Через два года после этого генерал Джеймс Вольф захватил французский

форт в Квебеке, после чего бо льшая часть Канады попала под британское влияние.

Это было время, когда при наличии хорошо оснащенного флота и по исходу битв, в

которых участвовало относительно небольшое число людей, создавались огромные

колониальные империи. Наполеон имел четкий план, как можно отнять у Англии часть ее

владений, однако его союзнические отношения с Россией закончились со смертью

императора Павла I в 1801 году. Но, по мнению Резанова, Россия была достаточно сильной

для того, чтобы самостоятельно выйти на мировую сцену и участвовать в дележе земель и

колоний. Произойти это должно было не в Старом Свете, а в Новом, и первыми колонизации

могли подвергнуться западные земли Америки.

Точно так же, как и в случае с генералом Клайвом в Индии, главным инструментом

осуществления имперских планов, по мнению Резанова, должна была стать частная

компания. В 1798 году он создает Российско-Американскую компанию (РАК), главными

пайщиками которой стала вдова купца Н. А. Шелихова и И. Л. Голиков. Структура РАК и ее

устав во многом были построены по примеру британской Ост-Индской компании. РАК

имела охранную грамоту от императора, право монополиста на освоение территорий и

торговлю; также она могла держать вооруженные отряды и вершить суд. Все торговые

операции компании облагались налогом, что пополняло государственную казну.

Ранее русские купцы основали ряд небольших поселений на западном побережье

Северной Америки. Тут и там появлялись небольшие крепости, огороженные частоколом. В

1799 году на юго-востоке Аляски был построен город, чуть позже получивший название

Новоархангельск (после продажи Аляски США переименован в Ситку); в 1809 году

Новоархангельск стал центром Русской Америки. Вместе с тем на эти земли имели виды и

испанцы, еще в 1535 году создавшие колонию Новая Испания, в состав которой входили и

земли обеих Калифорний (исп. Las Californias), Верхней и Нижней, представлявшие для

русских большой интерес.

Резанов был твердо убежден в том, что и само северо-западное побережье, а это более

двух тысяч километров, и незаселенные территории в глубине континента можно легко

отнять у Испании, которая находилась слишком далеко для того, чтобы защищать свои

владения в Америке2.

«Ваше Сиятельство, может быть, здесь насчет дальних затей моих посмеяться изволите, но я упорно стою в том, что предложения мои суть дело весьма и весьма сбыточное, и были

бы люди и способы, то без всяких важных для казны пожертвований весь этот край навсегда

России упрочиться может и тогда-то, когда все обстоятельства угодно только рассмотреть и

вникнуть в связь их, согласиться сами изволите, что торговля знаменитые и исполинские

шаги делать будет. Все обширные планы на бумаге смешными кажутся, но когда верно

вычтены, то производством своим обращают удивление. Сим только единым образом, а не

мелочною торговлею достигли торговые дела величия их. Ежели б ранее мыслило

Правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно, ежели б беспрерывно

следовало прозорливым видам Петра Великого при малых тогда способах Берингову

экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то утвердительно сказать можно, что Новая

Калифорния никогда бы не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только

обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж

земли навсегда себе упрочили»3, – писал Резанов президенту Коммерц-коллегии (министру

торговли, если говорить современным языком) графу Н. П. Румянцеву в 1806 году.

* * *

Можно сказать, что с помолвкой Резанова и Кончиты интересы России и Испании на

побережье Тихого океана пришли в столкновение. На самом деле это было неминуемо. Все

началось в эпоху Великих географических открытий. Испанская корона отправляла

конквистадоров на запад – покорять Новый Свет; Россия направляла казаков на восток, стремясь покорить необъятные территории Северной Азии. В 1513 году Васко Нуньес де

Бальбоа в поисках удобного пути к богатым землям на северо-западе Южной Америки

пересек Панамский перешеек и стал первым европейцем, увидевшим Тихий океан. Через сто

двадцать лет после этого, в 1639 году, торговец пушниной Иван Москвитин перебрался через

хребет Джугджур и, сплавляясь по реке Улья, достиг побережья Охотского моря, то есть

первым из русских увидел Тихий океан, но уже с другой стороны.

Золото, добытое в Америке, на протяжении целого века оплачивало дорогостоящие

войны Испанской империи, равно как и роскошь испанского двора, а «мягкое золото» –

пушнина – позволяло России вести войны со шведами, турками и татарами. И вот наконец

настало время, когда с расширением границ мира русские с вожделением начали

посматривать на столь лакомые и практически незащищенные территориальные владения

Испании в Калифорнии.

В начале XIX века на североамериканском побережье Тихого океана существовало

всего два европейских поселения – Сан-Франциско и Новоархангельск. Однако в

Новоархангельске было больше людей и укреплено поселение было куда лучше, чем

Сан-Франциско. На верфях Новоархангельска строили корабли, и суда из Бостона регулярно

останавливались в гавани, чтобы пополнить запасы провианта. Во время визита Резанова в

Сан-Франциско в 1806 году в городе стоял гарнизон из сорока солдат и не было никаких

верфей. Губернатор Новой (Верхней) Калифорнии Хосе де Аррильяга ( Jose Joaquin Arrillaga) говорил Резанову, что «испанский двор опасался действий России больше, чем всех

остальных европейских стран»4.

Резанов был убежден, что не попытаться отобрать у Испании эти во всех смыслах

золотоносные земли было бы преступлением против будущего России. «Если мы позволим

этой добыче ускользнуть, – писал он, – что скажут о нас потомки? Лично я не смогу

простить себе такое прегрешение».

* * *

Любой историк, который пускается на поиски героя, о котором хотел бы написать, очень часто сталкивается… с негодяем. Складывается ощущение, что героем может быть

только тот человек, поступки и жизнь которого можно оценить исключительно в

отсроченной исторической перспективе. С Резановым наблюдается точно такая же история.

Я гонялся за тенью моего героя на широких проспектах Санкт-Петербурга и в Пскове, где он

провел некоторую часть своей жизни. Я путешествовал на поезде, ездил на перевозящих

уголь грузовиках и разбитых «ладах», колесил по Иркутску, который в свое время был

столицей Сибири, а Сибирь когда-то была для России ее собственным Диким Западом, я

заезжал в Бурятию и был в пограничных районах с Китаем. Я бродил по черным пескам

пляжей под Петропавловском-Камчатским и таким же пескам небольшого острова Кадьяк у

южных берегов Аляски, где в бухте Трех Святителей в 1784 году было основано первое

русское поселение. Я стоял на развалинах форта в Сан-Франциско, где Резанов танцевал с

Кончитой, и мерз на ветру рядом с Кастел-Рок в Ситке, прежнем Новоархангельске, где

Резанов провел голодную и холодную зиму 1805–1806 годов. На протяжении многих часов я

читал письма и записки Резанова, а он в силу своих служебных обязанностей вынужден был

составлять отчеты практически каждый день. Но Резанов писал не только сухие отчеты – он

вел дневник, а в своей переписке, довольно обширной, описывал не только события, в

которые был вовлечен, но также свои идеи и планы. И – пусть и в меньшей степени –

описывал чувства. Особенно ярко его чувства проявляются в последние три года жизни, когда Резанов находился далеко от родины и когда у него возникли осложнения с офицерами

корабля, на котором он совершал кругосветку. Руководство экспедицией по высочайшему

повелению было возложено на него, а И. Ф. Крузенштерн «всего лишь» командовал

кораблями «Надежда» и «Нева». Именно в этот период перед нами предстает живой и

ранимый человек.

На другом конце света Резанов пережил много невзгод, но именно в этих местах, вполне вероятно, повстречал любовь всей своей жизни. Безусловно, все эти события, как

плохие, так и хорошие, изменили его и в какой-то степени подняли его дух на новые, невиданные высоты. Но, повторю, он был живым человеком. С одной стороны – строитель

империи, с другой – визионер, не чуждый мистическим видениям. Манипулятор и лгун, он

часто проявлял себя как настоящий герой, способный пережить великие лишения. Но были в

его жизни моменты, когда он вел себя как трус, как человек, у которого нет ни стыда ни

совести. Говорили, что он мог безжалостно покарать за самые тривиальные проступки.

Резанов был прозорливым политиком, но при этом вел довольно глупую личную вендетту

против Японии, считая, что был унижен этой страной. Скорее всего он всей душой любил

юную Кончиту, но в официальных донесениях писал о своей связи с ней как о хитрой

политической игре, которую ведет ради интересов империи. Для него личный статус имел

настолько большое значение, что современный читатель может усомниться – действительно

ли так бывает? Однако давайте исходить из того, что он был авантюристом и очень многого

добился благодаря своему шарму. Он обладал харизмой, как сейчас говорят, и именно

харизма помогла ему оставить след в истории.

Кто знает, возможно, Резанов и не был героем в классическом понимании этого слова.

Просто ему удавалось одинаково легко жить в двух параллельных мирах, никак между собой

не пересекающихся, – при императорском дворе и в богом забытых уголках мира. Среди его

друзей и врагов были самые влиятельные и яркие люди его времени. Он строил Русскую

Америку. Но сколь бы ни были грандиозны замыслы, Резанову приходилось часто голодать

и общаться с человеческим сбродом, не умевшим даже читать.

Николай Резанов хотел превратить Россию в крупнейшую колониальную державу, опираясь на малочисленные отряды казаков, на каторжников и авантюристов. Он мечтал о

создании Новой России в Новом Свете, как в свое время старая Англия создала Новую

Англию на берегах Атлантического океана. Незадолго до появления Резанова в Новом Свете

тринадцать американских колоний отсоединились от метрополии и объединились в

государство под названием Соединенные Штаты. Но если бы Резанову удалось создать

Русскую Америку, то это государство, в отличие от США, никогда бы не стало республикой.

Резанов мечтал о том, что, с благословения императора, новыми землями будет править

частная компания. В этом смысле Резанова и можно назвать визионером, но его мечта так и

не осуществилась. Однако на рубеже XVIII и XIX веков многое говорило о том, что Россия

может успешно колонизировать Америку. Если бы это произошло, не исключено, что баланс

сил во всем мире уже в то время кардинально бы изменился.

1. Человек и природа

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел…

А. С. Пушкин. «Медный всадник», 1833 г.

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

Михаил Ломоносов. «Ода на день восшествия на

Всероссийский престол Ее Величества Государыни Императрицы

Елисаветы Петровны 1747 года»

Пожалуй, сложно представить детство, в котором власть человека над природой была

бы продемонстрирована ярче, чем детство, проведенное в Санкт-Петербурге через полвека

после основания этого города, построенного на болотах. В 1703 году Петр Великий приказал

возвести первое здание на берегу Невы. Местность и в самом деле была гнилой. По болотам

протекали ручьи и речушки, в воздухе роились полчища комаров. Для строительства

набережных, каналов и дворцов под военным конвоем каждый год пригоняли по тридцать –

сорок тысяч крепостных крестьян. Несчастных собирали со всей империи – по одному

мужику с каждых девяти дворов. За каких-то двадцать лет крепостные превратили эти

кошмарные места в великолепную столицу огромной империи.

Николай Петрович Резанов родился 28 марта 1764 года в доме, расположенном около

Адмиралтейства. К тому времени Санкт-Петербург стал городом, по красоте и богатству

сравнимым с крупнейшими европейским столицами. «Этот город можно назвать новым

чудом света, – писал пораженный его величием посол Ганновера, – учитывая то, как быстро

он был построен»1. План города разрабатывался на основе последних достижений

современного градостроительства лучшими архитекторами Европы.

Северная столица Российской империи была создана по воле Петра и, конечно же, ему

и только ему обязана своим рождением. Санкт-Петербург тех времен – это в высшей степени

то, что немцы называют Rezidentzstadt – город, возведенный вокруг императорского дворца, построенный на деньги государственной казны и представителей знати. «Санкт-Петербург –

это императорский двор, это весьма странное нагромождение дворцов и лачуг по соседству, это великие князья, окруженные парвеню и крестьянами», – писал французский

энциклопедист Дени Дидро в 1774 году, после того как приехал в Россию по приглашению

Екатерины II2. Во времена детства Резанова в городе было всего три полностью

оформленные улицы: Миллионная, Лиговский проспект (тогда он назывался Набережной

Лиговского канала) и «Английская линия», которую с начала 1800-х годов стали величать

Английской набережной. За красивыми парадными улицами начинались ряды «деревянных

бараков самого неприятного вида, который только можно себе представить», как писала сама

императрица3. Среди этих бараков тут и там высились дворцы вельмож, которым по долгу

службы полагалось находиться рядом с императором.

Урожденная София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская взошла на Российский

престол под именем Екатерины II в июне 1762 года. Этому знаковому событию

предшествовал дворцовый переворот, в результате которого свергли ее слабовольного мужа

Петра III. Екатерина Алексеевна получила в наследство недостроенный Петербург и с

присущей ей энергией взялась за его благоустройство. «Мне Санкт-Петербург достался

практически весь сделанный из дерева, а я оставлю город, покрытый мрамором4», – писала

императрица хорошей знакомой в июле 1770 года. В то время в Петербурге даже лучшие из

домов оставляли желать лучшего. «Стены дворца потрескались и вот-вот упадут», – писал

путешественник из Венеции по имени Франческо Алгаротти и добавлял, что это, вероятно, можно объяснить тем, что дворцы строились «не по собственному выбору, а из-под кнута».

Он также не без иронии отметил, что в Италии «руины создаются сами по себе, но в

Петербурге их сознательно строят с нуля»5.

Как бы там ни было, Петербург детских лет Николая Резанова выглядел как большая

стройка. Мальчик наверняка вместе с важными господами в камзолах из английского сукна и

простыми рыбаками наблюдал, как с баржей на Неве сгружают огромные пятитонные глыбы

гранита для строительства набережных, которое началось после 1762 года и затянулось

почти на столетие. В 1781 году Елизавета, жена английского доктора Томаса Димсдейла, приглашенного в Санкт-Петербург для того, чтобы сделать Екатерине и ее детям прививку

от оспы, писала, что она сильно сомневается в том, что строительство набережных вообще

когда-либо закончится: «Русские обычно начинают любое дело с большим задором.

Некоторое время они трудятся, не жалея сил и с довольно большой скоростью, но потом

оставляют начатое и начинают заниматься другими проектами»6.

В молодости Резанов наверняка посещал театральные представления, которые обычно

шли на французском языке. Мы знаем, что Резанов говорил на немецком и французском, а

так как он получил домашнее образование, можно предположить, что учителями его были

иностранцы, носители языка. В то время в Петербург приезжало огромное количество

иностранцев, которые работали в частных домах гувернерами, преподавали танцы, но были

также и капитанами флота, служили в русской армии. Большинство из них привлекало

только одно – деньги.

В 1766 году, получив приглашение от Екатерины II, в Россию приехал французский

скульптор Этьен Морис Фальконе. Двенадцать лет своей жизни он отдал созданию конного

памятника Петру I, благодаря поэме А. С. Пушкина получившего название «Медный

всадник». Это не просто дань основателю города и реформатору российской

государственности, но и подтверждение того, что Екатерина II унаследовала его величие.

Памятник стоит на огромной глыбе карельского гранита весом 1200 тонн. Четыреста

крестьян волоком тащили эту глыбу – Гром-камень – шесть километров через лес до реки, где он был погружен на баржу, которую буксировали два военных корабля; после

путешествия по реке камень был доставлен на Сенатскую площадь7. В юные годы Резанова

весь город говорил о том, как трудно было установить этот камень, как трудно было придать

ему задуманную форму морской волны и как много усилий приложил скульптор, чтобы

отлить статую (было предпринято несколько неудачных попыток, прежде чем Петр предстал

в том виде, в каком его задумал мастер).

Памятник был открыт в 1782 году. Вполне вероятно, что восемнадцатилетний Резанов

находился в толпе тех, кто пришел на открытие, предвкушая, помимо прочего, обещанный

фейерверк. Всадник был скрыт от глаз дощатым коробом, и этот короб под барабанную

дробь эффектно был взорван пороховыми зарядами8. Памятник Петру, как и город, который

он украсил, стал еще одним доказательством власти человека над природой.

Современному читателю, конечно же, нужно понимать, что недостроенный Петербург, в котором рос Резанов, существенно отличался от других городов страны. «Столица на краю

империи похожа на животное, сердце которого находится на кончике одного из его

пальцев9», – писал один из приближенных к императрице сановников Лев Нарышкин. Петр

хотел создать новую Россию, и Петербург, по сути, стал первым морским портом страны, запертой внутри континента. Всего сто лет до этих событий Россия мало напоминала

европейское государство.

Судьба семьи Резанова во многом отражала судьбу России. Точно так же, как и многие

другие русские аристократы, Резановы не были чистокровными русскими, а происходили от

татар, которые поклялись в верности московским князьям. «Поскреби любого русского – и

найдешь татарина»10, – говорил посол короля Савойского в Петербурге Жозеф де Местр

Наполеону. Это утверждение совершенно справедливо для четвертой части тогдашних

российских аристократов.

Московское, Киевское, Тверское княжества, Псков и Новгород находились под властью

татаро-монголов с 1237 по 1480 год. В 1480 году московский князь Иван III Васильевич

перестал платить дань Золотой орде. Его внук Иван IV, или Иван Грозный, в 1552 году взял

татарскую столицу Казань. Стрельцы захватили и Астрахань – столицу татар на Нижней

Волге. Около 1566 года татарский бек Мурат Демир Реза (положивший начало роду

Резановых) поклялся в верности московскому государю и стал дворянином11. В те времена

традиции и способы поддержания дипломатических отношений были далеки от европейских, поэтому переход от одного господина к другому дался Мурату Демиру Резе легко12. Его дети

приняли крещение, заговорили на русском и стали верными слугами России.

В 1697 году Петр I в составе Великого посольства отправился на полтора года в

Европу. Не раскрывая своей личности, инкогнито, он научился вырывать зубы, строить

корабли и обрабатывать дерево на токарном станке. Царю было 25 лет, и он не сторонился

черной работы. В Англии вместе со своими друзьями он снимал дом у некоего Джона

Эвелина. Дом находился в Детфорде, который в те времена считался пригородом Большого

Лондона. Бывало, что после попоек Петра привозили на тачке, и этой тачкой таранили

ограду из остролиста вокруг дома. Хозяин терпеливо сносил все это, но, когда эти

«невозможные русские» наконец съехали, потребовал у городских властей возмещения

ущерба. Говорят, Вильгельму Оранскому, королю Англии и Шотландии, пришлось заплатить

немалую компенсацию в сумме 350 фунтов стерлингов13. Впрочем, для нас важно только то, что Петр не прожигал свою жизнь впустую, а всерьез интересовался западными

технологиями и твердо был намерен вводить их в России.

Вернувшись на родину, Петр взялся за реформы, причем начал с малого – запретил

боярам носить старомодные кафтаны и облагал налогом тех, кто не захотел сбривать бороду.

Шутки шутками, но в том, что касается политических основ построения государства, Петр

был тверд: дворянство должно верно служить своей стране.

К концу правления Петра, в 1722 году, в России был разработан универсальный

документ – Табель о рангах, – устанавливающий соотношение чинов по старшинству и

последовательность чинопроизводства. Все чины делились на четырнадцать классов и

подразделялись на воинские, гражданские (статские) и придворные. Петр хотел создать

образованный класс бюрократов, которые со знанием дела могли бы управлять страной.

Лица недворянского происхождения после производства в низший, 14-й класс Табели о

рангах получали личное дворянское звание, а когда поднимались до 8-го класса, на

дворянство могли уже рассчитывать их дети. Но еще до появления Табели о рангах у

инициативных людей была возможность выдвинуться, чем воспользовались как русские, так

и многочисленные иностранцы, верой и правдой (и за деньги) служившие Российской

империи. Разумеется, были и те, кто не принимал нововведения, но большинство, включая

семью Резановых, поддерживали политику Петра.

Дед нашего героя, Гавриил Андреевич Резанов, родился в 1699 году, и его карьера

тесно связана с изменениями, происходившими в Петровскую эпоху. При Петре активно

развивалось военное и инженерное дело, в приоритете было кораблестроение. Молодой

Гавриил освоил геометрию и математику, научился строить суда и, когда в этом возникла

необходимость, не колеблясь переехал жить в новый город на Неве. Известно, что Гавриил

Резанов трудился над проектом по строительству Староладожского (Петровского) канала, который соединял реки Волхов и Неву. Канал был открыт для судоходства уже после смерти

Петра, к весне 1731 года, и на тот момент это было крупнейшее гидротехническое

сооружение Европы со шлюзами и укрепленными берегами. Но глубина канала была всего

два метра, а значит, суда с большой осадкой по нему проходить не могли, и уже в середине

XIX века началось строительство заменившего его Новоладожского канала. В наши дни от

прежнего канала осталась неширокая канава, заросшая осокой, на берегу которой стоят

дачные участки.

Руководителем

строительства

Староладожского

(Петровского)

канала

и,

соответственно, шефом Гавриила Резанова был уроженец Дании инженер Бурхард Кристоф

фон Миних (Мюнних), позже, в 1732 году, то есть уже при Анне Иоанновне, получивший

звание генерал-фельдмаршала. Миних открыл первый в России Шляхетский кадетский

корпус, где молодых дворян и офицерских детей обучали в том числе и инженерным наукам.

Также он создал два новых гвардейских полка – Конной гвардии и Измайловский. Проявил

себя Миних и на военном поприще, и если опыт осады Данцига в 1734 году для него был

неудачен (его обвинили в медлительности), то за Русско-турецкую войну 1735–1739 годов он

как главнокомандующий получил орден Святого Андрея Первозванного и золотую шпагу, осыпанную бриллиантами14.

Походы Миниха по сути были репетицией масштабных военных кампаний, которые

Россия начнет вести при Екатерине II. Осада Данцига, кстати, закончилась тем, что русские

посадили на польский трон своего и австрийского ставленника курфюрста Августа

Саксонского. А в Русско-турецкой войне участвовал майор Гавриил Резанов, воюя против

близких ему по крови татар. Об этой войне немного говорится в книге «Удивительные

приключения барона Мюнхгаузена», написанной Рудольфом Эрихом Распе и

опубликованной в 1785 году.

Успехи русского оружия и Гавриила Резанова стали еще более впечатляющими после

начала в 1756 году Семилетней войны. Эта война началась со стычек французских и

английских войск в Канаде, вследствие которых Великобритания поспешила объявить войну

Франции. В какой-то мере эту войну можно назвать первой мировой войной в истории, так

как в ней участвовали пятнадцать европейских государств и княжеств, а военные действия

велись не только в Европе, но и в Америке (Канаде), Индии и на Филиппинах. Считается, что

в ходе Семилетней войны во всем мире погибли 1 400 000 человек15.

Россия не принимала активного участия в Семилетней войне, но использовала военные

действия для расширения своей территории. Дочь Петра Великого императрица Елизавета I, захватившая власть в 1741 году, поместив в тюрьму малолетнего Ивана VI Антоновича, племянника почившей императрицы Анны Иоанновны1, приказала захватить прибалтийские

провинции Восточной Пруссии, пока Фридрих II Прусский воевал в Богемии. В сентябре

1760 года русские войска вошли в Берлин 2, но вскоре оставили город, так как к нему

приближалась многотысячная армия Фридриха Великого. Однако за русскими оставался

Кёнигсберг, город, в котором короновались прусские короли. Кёнигсберг сдался в январе

1758 года, когда русская армия вступила в Восточную Пруссию. Капитуляция Кёнигсберга

ознаменовала появление на политической карте мира нового сильного и непредсказуемого

игрока – России. Первым русским комендантом города стал Гавриил Резанов, к тому

времени получивший несколько орденов и вскоре ставший генерал-лейтенантом.

Далее в нашей истории появится еще один персонаж – Гавриил Окунев. Скорее всего

Гавриил Резанов и Гавриил Окунев повстречались в здании Адмиралтейства на южном

берегу Невы, рядом с недавно построенным Зимним дворцом. Тогда, впрочем, как и сейчас, Адмиралтейство представляло собой огромный комплекс, в котором были расположены не

только офисы, но также сухие доки, лесопилки и мастерские по производству канатов. В

1746 году генерал-майора Окунева, дворянина из Пскова, назначили начальником

корабельного строительства на Балтике. После захвата Кёнигсберга суда начали строить в

старом немецком порту Пиллау (теперь это Балтийск). Так что у двух Гавриилов было много

общих дел. Кроме того, они были ровесниками, а особых карьерных успехов достигли в годы

Семилетней войны. Их семьи получили дворянство во время правления Ивана Грозного

(Окуневы стали дворянами на девять лет раньше Резановых)16. Их дома в Петербурге

располагались близко друг от друга: Окуневы жили на Дворянской улице, в доме номер 2, а

Резановы – за углом, на набережной Невы. По Табели о рангах Резанов занимал более

высокое положение (он относился к третьему классу), однако Окунев, имевший обширные

владения под Псковом, был богаче. Так или иначе, их социальное, да и финансовое

положение было приблизительно одинаковым, генералы подружились и в конце концов

поженили своих детей – сын Гавриила Резанова Петр, офицер Измайловского полка, предложил руку и сердце дочери Окунева Александре. Их первенец, которого назвали

Николаем, родился в марте 1764 года в Петербурге.

К большому сожалению отца и, вероятно, тестя, военная карьера Петра Резанова не

сложилась. Он был слишком молод, чтобы серьезно продвинуться по службе во время

Семилетней войны, а после заключения мира между Пруссией и Россией его шансы на успех

и вовсе сократились. Но, в отличие от своего отца, он вовсе не обязан был служить в армии.

Император Петр III, сторонник союза с Пруссией, заключивший в 1762 году мир с

Фридрихом II, правил всего 186 дней. Его свергла энергичная жена-немка, короновавшаяся в

сентябре 1762 года под именем Екатерины II. За время своего короткого правления Петр

успел подписать Манифест о вольности дворянской, согласно которому дворяне

освобождались от обязательной гражданской и военной службы, могли по своему желанию

1 В тюрьме этот человек провел 24 года и был убит стражей при попытке освободить его и провозгласить

императором вместо Екатерины II.

2 Это был первый захват русскими немецкой столицы. Затем русские войска побывали в Германии в 1814

году и заняли Берлин в 1945-м.

выходить в отставку и беспрепятственно выезжать за границу. Однако дворянам

по-прежнему запрещено было заниматься предпринимательством. В этой ситуации выбор

был невелик – либо все-таки служить, либо бездельничать в своем поместье. Но Петр

Резанов был не настолько богат, чтобы позволить себе сибаритствовать. Наиболее

амбициозные из дворян могли попытать счастья и сделать карьеру при дворе. Был и другой

вариант – проявить себя в бюрократическом аппарате: в Сенате или в одной из десяти

существовавших тогда коллегий (из которых позже возникли министерства). На гражданской

службе состоял брат Петра – Иван Резанов. В 1762–1766 годах он был прокурором

Московской конторы Святейшего Синода, затем одиннадцать лет проработал в Саратове, в

Опекунской конторе в Канцелярии Опекунства иностранного, стал вице-президентом этой

Канцелярии; за ретивость был замечен и приглашен на должность обер-прокурора 1-го

департамента Сената, стал сенатором; в 1780 году он получил чин тайного советника. В 1781

году Иван Резанов возглавил Берг-коллегию, также был директором Конторы разделения

золота и серебра, а с 1785 года руководил работой Монетных департаментов в

Санкт-Петербурге и Москве. В масштабах России – головокружительная карьера и пример

для брата, однако тот все чаще задумывался о другом пути – попытать счастья в колониях

или на мало освоенных территориях. Путь этот был рискованный, но, если повезет, очень

прибыльный.

Точно так же, как и многие молодые люди по всей Европе, покидавшие родину в

поисках себя и своего дела, Петр Резанов решил покинуть родные края и отправиться в

Сибирь.

2. На границах империи

В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся

господами. В Европе мы были татарами, а в Азии и мы европейцы.

Ф. М. Достоевский, 1881 г.1

…Жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной

деятельности, которой отличается юность всех народов.

А.С. Пушкин – П. Я. Чаадаеву, 19 октября 1836 г.

Испания и Россия в Средневековье играли роль буферов, сдерживающих внешнюю

агрессию. Испания противостояла маврам из Северной Африки, Россия сдерживала орды

монголов, а потом и татар2. Благодаря постоянной военной угрозе обе страны оставались

более авторитарными и, пожалуй, более патриархальными, чем их соседи, над которыми не

нависала постоянная опасность. У Испании и России было меньше возможностей для

развития, но за свои усилия в борьбе с неверными они получили хорошие дивиденды в виде

огромных неисследованных территорий и богатств, которые там находились. Божий

промысел послал Испании Новый Свет – именно так думали испанские католические

короли. Ортодоксальные русские цари были убеждены, что в награду от Господа они

получили Сибирь с ее несметными сокровищами. Подчинив себе Сибирь, Московия смогла

заявить о себе не просто как страна, но как держава, которая и по сей день во многом

поддерживается продажей природных богатств.

Московские князья стали помышлять о создании империи примерно с 1472 года, когда

государь всея Руси Иван III женился на Софье (Зое) Палеолог, племяннице последнего

императора Византии Константина XI, погибшего в 1453 году при взятии Константинополя

турками. С царевной в Московию пришел двуглавый орел и представление о том, что

Москва станет наследником Константинополя, то есть третьим избранным городом после

Рима (Москва – третий Рим). Однако в конце XV и в первой половине XVI столетия

расширение границ России на Запад сдерживали Польско-Литовское княжество и

балтийские прибрежные города, объединенные в Ганзейский союз.

Внук Софьи – Иван Грозный – сумел изменить баланс сил в спарринге носителей двух

вероисповеданий – мусульманства и православия, взяв в 1552 году столицу татар Казань. В

1556 году он повел свое войско на юг, вниз по Волге, и разбил татар под Астраханью.

Грозный сделал Волгу исключительно русской рекой, дающей, ко всему прочему, выход на

Каспий и в Персию.

После того как русские взяли Казань, они получили доступ к реке Кама, ее притокам, а

значит, к Уралу и Сибири. Сибирь не принадлежала России – это была территория

Сибирского ханства, или Сибирского юрта, державшего в подчинении местные племена. О

Сибири знали в Европе – европейские торговцы в поисках мехов, и возможно, еще одного

пути в Китай, пусть и не часто, но все-таки появлялись в этих краях. Бывал здесь и Ричард

Ченслер, английский мореплаватель, в 1553 году достигший устья Северной Двины. Весть о

прибытии иноземцев «с торговой целью» достигла Ивана IV, и он пригласил Ченслера в

Москву. Встреча состоялась в марте 1554 года, и результатами ее были довольны обе

стороны – Ченслер получил грамоту на право свободной торговли с Московским

государством, а русский царь, возможно, уже просчитывал будущие бырыши и, конечно же, надеялся на расширение не только торговых, но и политических связей с Европой.

Собственно, речь идет о поддержке Московской компании, которая, вопреки названию, была

компанией английской и ранее именовалась Mystery and Company of Merchant Adventurers forthe Discovery of Regions, Dominions, Islands and Places unknown, что в свободном переводе

означает «Предприятие торговцев – искателей приключений, готовых к открытию новых

территорий», и Ричард Ченслер был одним из ее основателей.

Забегая вперед, скажем, что надежды Ивана IV на политическое сотрудничество не

оправдались, и в 1570 году, после отказа Елизаветы I вести какие-либо переговоры с

посланниками русского царя, кроме торговых, компания временно была лишена почти всех

привилегий. А вообще она просуществовала до 1649 года, когда все ее иностранные агенты

были высланы из России.

В середине XVI века экономики европейских стран претерпевали большие изменения, связанные с появлением на континенте огромного количества испанского золота. А в

Северной Европе (в первую очередь в Англии) был экономический бум, связанный с

производством и торговлей шерстяными тканями. У людей появились деньги, а вместе с

ними и желание иметь доступ к товарам категории люкс, привезенных с Востока. Виш-лист

богатых был очень прост: меха и специи. Португальские и английские моряки искали доступ

к черному перцу, мускатному ореху и гвоздике, чтобы сделать пищу знати немного вкуснее.

А русские предприниматели отправлялись в Сибирь за мехом лисы, соболя и куницы, который ценился на вес золота. И это не преувеличение. В 1623 году один сибирский

чиновник зафиксировал в официальном протоколе «исчезновение двух шкурок черной лисы, одна за 30 рублей, другая за 80»3. За эти деньги в то время можно было купить 50 акров

сибирской земли, дом, пять хороших лошадей, десять коров и двадцать овец, и еще бы

осталось на всякие приятные мелочи. При таких ценах вполне понятно, почему Ян Ван Дейк

из Нидерландов и Себастьяно дель Пьомбо, его итальянский коллега, с такой любовью

расписывали каждый волосок меховых изделий заказчиков портретов. Эти меха стоили

больше, чем художники могли заработать за несколько лет.

Именно мех превратил Московию из мелкого княжества на задворках Европы в

великую державу4. В 1595 году боярин Борис Годунов, доверенное лицо царя Федора

Иоанновича, наделенный правом самостоятельных дипломатических сношений, отправил

императору Священной Римской империи Рудольфу II щедрый «бакшиш» за помощь в войне

против «ненавистных турок». Подношение свидетельствовало о богатстве Москвы: 337 235

беличьих шкурок, а также 40 360 шкурок соболя, куницы, бобра и волка. Все это добро

заняло двадцать комнат пражского дворца. В начале XVII века треть доходов Русского

государства приходилась на продажу «мягкого золота». Без сибирских мехов и денег, которые они принесли, невозможно было бы накопление капиталов, позволивших проводить

экспансию и расширять границы, и было бы сложно представить, чем бы финансировал свои

войны Петр I.

Точно так же, как и испанские конквистадоры в Новом Свете, как и английские пираты

на службе Елизаветы I Тюдор, те, кто осваивал бескрайние просторы Сибири, были, по сути, разбойниками, которым покровительствовала Российская корона. Династия купцов

Строгановых из города-республики Новгорода (Новгород в свое время активно участвовал в

торговых сделках Ганзейского союза, хотя формально и не входил в него; в состав

Централизованного русского государства вошел при Иване III, в 1478 году) финансировала

первые экспедиции за мехом на Урал и использовала для этого наемников. В апреле 1558

года Иван Грозный выделил Аникею Строганову в безвозмездное пользование пять

миллионов акров (1 акр = 40,5 сотки) уральских лесов, превратив тем самым купца в

наместника, ответственного за развитие и защиту края5. За Уралом начинались земли

татарского каганата, который стоял на пути охотников и торговцев мехом и, разумеется, препятствовал дальнейшему расширению России на восток.

В 1577 году Строгановы заключили договор с молодым казачьим атаманом по имени

Ермак Тимофеевич. Ермак происходил из семьи «лихих людей», промышлявших на Средней

Волге. После того как все течение Волги оказалось на территории России, разбойники

остались не у дел. Получив предложение Строгановых, Ермак собрал отряд и двинулся на

восток, в глубь владений хана Кучума. Считается, что Ермак подчинил Сибирь в 1582 году.

В октябре этого года он разбил татар на берегу Иртыша, у мыса Подчуваш, а затем занял

столицу ханства – Кашлык (она находилась недалеко от современного Тобольска). Самому

Кучуму удалось бежать, и он вынашивал планы вернуть свои владения. В ночь на 6 августа

1585 года он напал на отряд Ермака и сумел его разбить. Раненый атаман пытался переплыть

реку Вагай, приток Иртыша, но тяжелая кольчуга утянула его на дно. Из Кашлыка пришлось

уйти, но это было временное поражение. После 1598 года Кучум бежал в Ногайскую орду, где был убит.

Ермак понимал, что взял Сибирь без разрешения государя, и, чтобы умилостивить его, отправил в Москву 2500 шкурок соболя. Подарок был высоко оценен: Ермак стал

«сибирским воеводой», то есть «хозяином» этих земель, как Строгановы на Урале. Кстати, та

самая кольчуга, из-за которой погиб Ермак, – царский подарок.

По своему социальному статусу Ермак Тимофеевич был «вольным казаком», то есть из

тех крестьян, которые бежали от крепостного права в Польшу, Литву, на Дон или, как в

случае с семьей Ермака, в низовьях Волги. Казаки не принадлежат к какой-либо этнической

группе и не имеют общей национальности. Жизнь на границах империи была не самой

простой. Татары, регулярно совершавшие набеги, уводили в рабство десятки тысяч людей, которых продавали на рынках Оттоманской Порты. Крымские татары сожгли и разграбили

Москву в 1571 году, и ликвидировать крымский каганат удалось только при Екатерине II, в

1783 году6.

Иван Грозный был первым из правителей, кто, по примеру купца Строганова, использовал для расширения территорий силы казаков. Он предложил казакам выгодную

сделку: за охрану восточных и южных рубежей империи – свобода от крепостного рабства и

право эксплуатировать проживающие на окраинах империи народы.

Казаки жили на земле, занимались крестьянским трудом, но в любой момент были

готовы взяться за оружие и начать воевать. Существовало несколько территориальных

казачеств: донское, кубанское, терекское, астраханское, уральское, оренбургское, сибирское, туркестанское, трансбайкальское, амурское и уссурийское. По сути, эти названия отражают

постепенное продвижение империи на восток и юг. Внутри казачества со временем

сложилась четкая градация. Полки (обычно при городах) делились на сотни, пятидесятки и

десятки. Во главе полков стояли полковники, сотни управлялись атаманами и сотниками.

Казачьи поселения назывались станицами, отсюда – казаки-станичники. Сторожевые казаки

несли службу при пограничных крепостях, были также казаки-вожи (проводники). Когда

казаки не вели боевых действий, связанных с защитой границ, они ненаказуемо могли

захватывать новые земли и грабить население7. «Этих людей не пугает ни жаркое солнце, ни

холодная зима, – писал Ричард Ченслер о казаках, с которыми столкнулся на Северной

Двине в 1553 году. – Они в состоянии простоять два месяца зимой в чистом поле, там, где

обычный солдат не найдет ни крова, ни пропитания»8.

Можно говорить о трех условиях, способствующих расширению границ империи на

восток: осознание роли Московии как наследницы Византии, необходимость обезопасить

границы от набегов татар и наличие на границах казаков. Из этих трех факторов наличие

казаков было, как представляется, решающим.

Казаки двигались на восток не как купцы, а как завоеватели, и это было осенено

властью. Московские государи по отношению к коренному населению захватываемых

земель придерживались точно такой же политики, как в свое время с русскими обходились

татары. Все крестьяне становились собственностью царя и привязывались к земле, а местная

знать переходила в разряд вассалов. «Когда бедный мужик встречает на улице [царя или

знать], он должен пасть ниц и не смотреть на господина <…> словно тот идол, которому

поклоняются»9, – писал английский путешественник Жиль Флетчер, посетивший Москву

времен Ивана Грозного.

Казаков можно сравнить с ордой, которая двигалась на восток, а не на запад.

Покоренные ими народы должны были платить ясак (это, кстати, татарское слово) –

натуральный налог, который в Сибири и на Севере главным образом взимался пушниной.

Очень часто казаки брали в плен женщин10. Формально исправно платившие дань жители

попадали под защиту царя, что, если вдуматься, не имело смысла, так как царь был далеко, а

казаки – близко. И все же надо отметить, что в случае принятия выставленных условий

казаки местное население не истребляли11.

В Новом Свете (на реке Св. Лаврентия и в Гудзоновом заливе) торговля пушниной

осуществлялась в виде бартера с местными племенами, и очень часто на обмен шли земли.

Покорение Сибири проходило по той же схеме, которую использовали испанцы: путем

«безвозмездной конфискации».

Всех тех жителей Сибири, которые отказывались подчиняться царю, ждала

безрадостная участь. Царь дал казакам право, как говорится в одной грамоте XVII века,

«вести войну и отбирать детей»12. В 1642 году бурятский правитель Булуй поклялся казакам

в том, что его народ заплатит ясак мехом соболя и лисы, «иначе не есть мне хлеба, и не будет

греть меня солнце, поразит меня русский меч, убьет меня пищаль, и огнем сожгут наши

деревни»13.

К середине XVII века вместе с отрядами казаков шли священники, сжигавшие идолов, не позволявшие местному населению заниматься многоженством и насильно загонявшие

людей в реки – крестить14. В первое время от уплаты ясака освобождали всех тех, кто

переходил в христианскую веру 3. Однако уже к 1706 году всё местное население, вне

зависимости от вероисповедания, обязано было платить дань15.

Казакам легко удавалось захватывать новые территории, однако они не умели

управлять землями так, чтобы местные жители не озлоблялись против русских. Сбор

пушнины был варварским: зверей с ценным мехом истребляли в течение примерно двадцати

лет, после чего «рейдеры» двигались дальше на восток.

Если взглянуть на карту, Сибирь занимает огромную территорию: от Урала до Тихого

океана. Несколько веков назад эта территория дробилась на три больших региона, расположенных в бассейнах трех великих рек: Оби и ее главного притока Иртыша, Енисея и

Лены. Каждая из этих рек впадает в Северный Ледовитый океан, образуя дельту, сравнимую

с дельтой Нила при впадении в Средиземное море16. К югу от истоков этих рек тянутся

бескрайние степи Евразии, по которым в свое время кочевники прошли от Маньчжурии до

Венгрии. Несмотря на то что по степям продвигаться проще, чем по лесам, надо считаться с

тем, что там проживали относительно многочисленные и не самые миролюбивые народы: 3 Точно такое же правило по отношению к недавно обращенным в ислам существовало и в Оттоманской

империи.

башкиры, казахи и киргизы, которые вошли в состав Российской империи только в конце

XIX века. И что очень важно – в степях нет никакой пушнины.

Чтобы продвигаться в глубь материка, казаки использовали водные пути. Строили

плоскодонные суда, которые перетаскивали волоком между реками. В местах слияния рек, где исторически велась торговля, ставили остроги – небольшие деревянные крепости в виде

квадрата, стороны которого были примерно сто метров. Стены – пятиметровый частокол, по

краям – сторожевые башни, которые (не всегда) соединялись внутренними галереями.

Внутри острога стоял дом воеводы, здесь же были бараки для казаков, церковь и пороховые

склады17. Вне острогов устраивали зимовье. Обычно зимовье представляло собой большой

укрепленный сруб, в котором умещались до пятидесяти человек.

В 1639 году, через 120 лет после того, как испанец Васко де Нуньес де Бальбоа стал

первым европейцем, увидевшим Тихий океан с берегов Центральной Америки 4 , пешие

казаки под предводительством Ивана Москвитина вышли к Охотскому морю, то есть

оказались по другую сторону Тихого океана. Прошло чуть больше полувека со времен, когда

Ермак начал покорение Сибири и русские прошли до конца материка.

На кочах – больших плоскодонных лодках – казаки проплыли вдоль побережья

Северного Ледовитого океана, и в 1648 году вышли в Тихий океан. Казак из Великого

Устюга по имени Семен Дежнёв вместе с помощником Федотом Алексеевым собрали

флотилию из семи речных кочей, и на каждом из них была команда не меньше девятнадцати

человек. Предвкушая ценный куш, Дежнёв прошел Берингов пролив там, где в наши дни

находится морская граница между США и РФ, и построил острог Анадырь на Чукотском

полуострове. Во время экспедиции четыре коча затонули, погибли шестьдесят четыре казака.

Однако сложности и человеческие жертвы Дежнёва не остановили. Он снова вернулся в эти

края, вышел по притокам Колымы в Охотское море и оттуда в 1650 году двинулся к

границам Китайской империи на реке Амур18.

За продвижением русских в глубь материка внимательно следили в Западной Европе.

Голландский предприниматель Николаас Витсен, тринадцать раз избиравшийся мэром

Амстердама, был одним из первых европейцев, побывавших в Сибири. Частично

использовав географические данные экспедиций Дежнёва, он нарисовал карту мира, которую

представил в 1690 году в своем объемном исследовании Российской империи под названием

«Северная и Восточная Тартария» ( Noord en Oost Tartarye). Но сами русские

путешественники в то время мало слышали об открытиях Дежнёва. Написанный им

официальный отчет об экспедициях19 нашли в архивах Якутска только в 1730-х годах20.

В 1647 году, в первые годы царствования Алексея Михайловича, отца Петра I, на

берегу Охотского моря казаки построили зимовье, на месте которого в 1649 году появилась

крепость Косой острожок. Это было первое постоянное русское поселение на побережье

Тихого океана21. В 1711 году Петр приказал построить в Охотске порт, что было, конечно

же, преждевременно, так как никаких русских военных кораблей в этой части Мирового

океана тогда еще не было22. Порт появился уже после смерти Петра, в 1731 году, и вокруг

него постепенно стал разрастаться городок.

Петр Великий мечтал отправить русские торговые миссии в Китай, Японию и Индию, подумывал он и о Северной Америке. В 1725 году, в год смерти Петра, находившийся уже

двадцать лет на российской службе датчанин Витус Беринг отправился исследовать

«Восточный океан». Речь идет о 1-й Камчатской экспедиции, и ее целью было подтвердить

или опровергнуть наличие пролива либо же перешейка между Евразией и Америкой.

Тогда в России не было достаточно надежных судов для совершения кругосветных

путешествий, поэтому Беринг, его ближайший помощник Алексей Чириков и команда из 34

человек, в составе которой были опытные судостроители, пересекли Сибирь, намереваясь

построить корабль непосредственно на Тихоокеанском побережье. Чтобы проделать долгий

4 И этим человеком был отнюдь не Кортес, как писал Джон Китс.

путь до Камчатского полуострова (на минуточку, это одиннадцать современных часовых

поясов!) и доставить на место все необходимое оборудование, в том числе навигационные

приборы и якоря, потребовалось около двух лет. При помощи мастеровых людей, которых

Беринг набирал по пути, был построен трехмачтовый корабль «Архангел Гавриил», и в 1728

году экспедиция наконец вышла в море.

Корабль обошел восточный берег Камчатки, прошел вдоль южного и восточного

берегов Чукотки, пересек пролив, который позже назовут Беринговым, и… вернулся. К

великому разочарованию всех участников плавания, «большой земли», которая

фигурировала на самодельных казацких картах начиная где-то с 1710 года, они не

обнаружили.

В 1733 году Беринг снова отправился в путь (2-я Камчатская экспедиция). На этот раз у

него было два больших судна – «Святой апостол Петр» и «Святой апостол Павел». Эти суда

были построены в Авачинской бухте на Камчатке, там, где сейчас находится

Петропавловск-Камчатский5. В составе команды Витуса Беринга были ученые. Молодой

ботаник Степан Крашенинников выполнял, помимо прочего, функции летописца

экспедиции. По словам Крашенинникова, обитатели Камчатки были еще более

омерзительными, чем все остальные сибиряки. «Они едят вшей и моются мочой… пахнут

рыбой и делятся едой с собаками», – писал он и добавлял, что «камчадалы не умеют считать

больше трех без использования пальцев»23.

На этот раз русским морякам все же удалось высадиться на американском континенте, но история этой высадки оказалась более чем драматичной. Алексей Чириков, верный

соратник Беринга, на «Святом апостоле Павле» прошел на юг от острова Якоби, там, где

теперь пограничные воды США и Канады, и открыл некоторые из Алеутских островов. В

сторону материка он отправил лодку, которая не вернулась. Не вернулся и небольшой ялик, который спустя два дня послали на поиски пропавших. Вероятно, обе лодки утонули, не

справившись с сильным течением вокруг острова Якоби24. С корабля хорошо были видны

костры на берегу, вокруг русского пакетбота плавала пирога местных жителей, но на

«Святом Павле» больше не было шлюпок, чтобы спустить их на воду и последовать за

аборигенами к берегу6. Чириков прождал еще несколько дней, но потом принял решение не

искать тех, кто мог выжить после крушения лодок (команда потеряла пятнадцать человек), но самое главное – он отказался от идеи добраться до материка25. В принципе, это объяснимо

– без лодок пристать к берегу было невозможно. Команда даже не могла набрать воды и

запастись провиантом, и на обратном пути членам экипажа пришлось обменивать свои ножи

на пузыри с пресной водой, которые на своих пирогах привозили местные жители.

Еще в самом начале экспедиции корабли Чирикова и Беринга потеряли друг друга из

виду. Известно, что в июле 1741 года «Святой Петр» достиг побережья Северной Америки. С

борта судна команда видела гору Св. Элиас, у подножия которой находится современное

поселение Якутат, где и состоялась высадка на берег. Но… корабль не успел вернуться на

Камчатку до конца мореходного сезона, и людям пришлось зимовать на острове, который в

настоящее время носит имя Беринга. Самое ужасное, что во время сильного шторма пакетбот

сорвался с якоря, разбился о скалы и затонул. Шестидесятилетний Витус Беринг не пережил

зиму и умер от сердечного приступа26. Из семидесяти пяти членов команды уцелели сорок

четыре человека. Причина смерти – главным образом цинга27. Среди выживших был

немецкий ученый Георг Стеллер, который писал, что команда питалась мясом больших

морских животных, которых он называл «морскими коровами». Вес животного доходил до

5 Петропавловск-Камчатский был основан в 1740 году участниками Второй Камчатской экспедиции. Во

времена Резанова он назывался Петропавловская Гавань (до 1812 года), затем – Петропавловский Порт, и

только в советское время, в 1924 году, город получил название Петропавловск-Камчатский. – Примеч. ред.

6 Местные жители зафиксировали это происшествие – на прибрежных скалах сохранились рисунки с

изображением большого парусного судна и лодок.

3500 килограммов, и его мяса могло хватить команде на целый месяц28. Скорее всего им

также удавалось забивать дюгоней и моржей.

Весной 1742 года оставшиеся в живых моряки построили из обломков «Святого Петра»

шлюпку и добрались до Петропавловской Гавани. От места зимовки до городка оказалось

всего четыре дня пути.

Несмотря на большие потери, которые понесла экспедиция Беринга (Чириков, кстати, ходил на поиски своего друга), она была признана успешной. У русских появилась

возможность обосновать свои претензии на североамериканские земли – хотя бы тем, что

они открыли их. Но, если уж быть объективным, Беринг и Чириков – не первые европейцы, достигшие северного побережья Тихого океана. До них там побывал сэр Френсис Дрейк, знаменитый пират английской королевы Елизаветы Тюдор. Дрейк проплыл вдоль берегов

континента на корабле «Золотая лань» ( Golden Hind) и достиг мест современного

Сан-Франциско, когда в 1577–1580 годах совершал кругосветное путешествие. Однако

именно русские первыми высадились на материк. И после понесенных потерь могли

утверждать, что заплатили кровью за право обладания землями на севере Америки.

Точно так же, как и в ходе покорения Сибири, освоением американских земель стали

заниматься частные лица, которые из описаний Георга Стеллера узнали, что на островах

довольно много пушных зверей. После 1742 года на Алеутских островах побывало около

тридцати экспедиций. Добирались из Петропавловской Гавани и Охотска на одномачтовых

суднах, специально снаряженных для плаваний в арктических водах; эти суда назывались

шитиками. Кому везло больше, через два-три года возвращались в Россию и привозили с

собой богатую добычу. В 1754 году одна из экспедиций привезла 1662 шкурки калана

(морского бобра), 840 шкур морских котиков и 720 – лисьих.

Для местных жителей последствия появления русских, отстреливавших животных, приносящих болезни и считавших аборигенов за рабов, оказались катастрофическими. Один

из первых исследователей Камчатки казак Владимир Атласов писал о том, что в 1730-х годах

население полуострова составляло несколько тысяч. Когда же в 1773 году в этих местах

провели первую официальную перепись населения, то насчитали всего 706 душ29.

После экспедиции Беринга и Чирикова Петербург загорелся желанием присоединить

Америку к Российской империи. «Колумбы росские, презрев угрюмый рок, / Меж льдами

новый путь отворят на восток, / И наша досягнет в Америку держава», – писал Михаил

Ломоносов в незаконченной поэме «Петр Великий». Любопытно то, что Михаил Ломоносов

был не только известным ученым-энциклопедистом, но и по крови частично помором; представители этой народности, проживавшей на Севере, были первыми исследователями

побережья Сибири у Северного Ледовитого океана. Следовательно, можно утверждать, что

Ломоносов имел определенный врожденный интерес к исследованию северных земель. В

1755 году Ломоносов написал «Письмо о северном ходу в Ост-Индию Сибирским океаном».

Кроме этого, он нарисовал карту земного шара, на которой Северный полюс располагался в

самом центре, а Аляска была обозначена как часть Сибири30. Ломоносов считал, что через

северное море российский флот может пройти в Азию7 и у России есть все шансы стать

«империей на трех континентах: в Европе, Азии и в Америке».

Однако в реальности колонизировать эти места оказалось гораздо сложнее, чем

представлялось ученому. Сибирь была огромная, больше, чем Европа и США вместе взятые, и власть царя, как и влияние православной церкви, слабели по мере продвижения на север и

восток. В Сибири была вольница, и каждый жил по своим законам. Вслед за казаками в

Сибирь потянулись люди, бегущие от преследований по религиозным мотивам. Здесь

селились староверы, на которых начались гонения при отце Петра Великого. Туда же бежали

крепостные крестьяне от помещиков-самодуров и те, кто имел проблемы с законом. По сути, 7 Из-за глобального потепления судоходный период в течение календарного года значительно увеличился, и

навигация по Северному морскому пути возможна при помощи ледоколов. Так что она вполне может быть не

только окупаемой, но и экономически выгодной.

как и на Диком Западе в Америке, сибирские просторы заселяли сектанты, земледельцы и

преступники всех мастей31.

Однако Сибирь стала не просто местом, в котором можно было спрятаться от

правосудия и получить личную свободу. Практически с самого начала колонизации в Сибирь

стали ссылать преступников. Логика была простой – в такой дали и глухомани они никому

не смогут причинить зла32. Официальным названием ссылки стало слово «каторга» (от греч.

Katergon – «галера»). Каторга предполагала не просто переселение в Сибирь, но

принудительные, именно что каторжные по своей тяжести работы. Начиная с Петра I на

каторгу отправляли тех, кто лишь по великой милости избегал смертной казни.

При Елизавете, в 1753 году, была упразднена казнь офицеров, которых тоже стали

отправлять на каторгу.

Вот список преступлений, за которые человек в Российской империи мог попасть на

каторгу: гадание, бродяжничество, попрошайничество, рукоприкладство по отношению к

супруге, незаконная вырубка леса, «безответственное и опасное для окружающих

управление телегой без вожжей»; пусть недолгое время, но в Сибирь ссылали даже за

употребление нюхательного табака33.

До середины XVIII века всех каторжников клеймили – чаще всего клеймо ставили на

лице или на правой руке, и с такой отметкой они никогда больше не могли вернуться назад, в

Европейскую часть России.

До Сибири каторжников вели около двух лет по дороге, которую называли «тракт».

Звон кандалов и протянутые за подаянием руки – вот что слышали и видели

путешественники, которым выпадало ехать по тому же тракту. В Тобольске ножные кандалы

с каторжан снимали. Это был, бесспорно, жест милосердия, но также и подтверждение того, что теперь они находятся столь далеко от цивилизации, что даже без кандалов никуда не

смогут убежать.

Иркутск появился на месте построенного в 1652 году казацкого острога, у впадения в

Ангару реки Иркут. Через этот город шла торговля с Китаем. Вскоре Иркутск стал столицей

Восточной Сибири. В 1754 году в городе работала навигационная школа, также здесь

обучали геодезистов и маркшейдеров – инженеров горнодобывающей отрасли. Кроме этого, японские моряки, выброшенные на российские берега, обучали в Иркутске своему языку

«толмачей». Все это говорит о том, что в Петербурге планировали развитие торговых и

прочих отношений со странами Азии.

Атмосфера в городе была одновременно опасной, так как здесь жили ссыльные, но и

оптимистичной, если учитывать возможности, которые открывали эти неосвоенные края.

Охотники за пушниной, возвращаясь из тайги, продавали мех и уходили в загул. Притоны и

игорные дома Иркутска имели в свое время такую же печально известную славу, как Дэдвуд

– город в Южной Дакоте, прославившийся во времена «золотой лихорадки». Судебные

архивы Иркутска свидетельствуют, что в городе происходило по одному убийству в день.

Французский монах и аббат Жан Шапе д’Отрош, которого Екатерина Великая отправила в

Сибирь для наблюдения за «лунами Юпитера» в 1770 году, писал, что местное духовенство

пило по-черному и священники часто валялись на улице, потому что были не в состоянии

дойти домой34.

Купцы и жители Иркутска были отрезаны от Европейской части России точно так же, как французы в Квебеке – от митрополии или англичане на Бермудах – от Лондона.

Неудивительно, что в этих условиях язык и одежда «новых сибиряков» были устаревшими.

Кафтаны, упраздненные еще Петром Великим, в Сибири носили даже в начале XIX века. У

кого были деньги, строили себе огромные особняки, а все тротуары в городе были

деревянные, чтобы не ступать ногами в грязь, и, по словам д’Отроша, повсюду бродили

свиньи35.

На государственную службу в Сибирь соглашались отправиться только те, кто хотел

любой ценой обогатиться, или же те, кто по каким-то причинам впал в немилость. Можно

вспомнить историю Матвея Гагарина, назначенного Петром Великим губернатором

Тобольска. Гагарин пробыл на этом посту девять лет и неплохо зарабатывал на контрабанде.

Он даже стал чеканить собственные деньги и вершить суд, как ему вздумается. Например, за

поджог Гагарин приказывал живьем сжигать виновных, не особо разбираясь, так ли уж они

виноваты. Прознав про «шалости» подданного, Петр приказал привести Гагарина в оковах в

Петербург и повесить. Император также распорядился не снимать тело с виселицы, и когда

веревка на шее трупа сгнила, ее заменили железной цепью.

Но показательные наказания не вводили в ступор алчное сибирское чиновничество.

«Законы государя – это вам не игра в карты, – писал Петр в одном из указов в 1723 году. –

Государев указ является обязательным к исполнению, и никто не должен позволять себе его

нарушать». Очень правильные слова, однако факт того, что примерно в те же годы были

приняты несколько законов, направленных на защиту местного населения от рабского труда, вымогательства и унизительного обращения, свидетельствуют о том, что законы редко

выполнялись.

* * *

Наверняка Петр Резанов не без волнения думал о том, что его ждет в опасной Сибири.

Однако он понимал, что если поведет себя правильно, если ему будет сопутствовать удача, то карьера на границах империи может принести огромное состояние или же обрести

влиятельных покровителей. Резанов был аристократом и по законам того времени имел

право работать судьей, поэтому он решил начать свою карьеру на новом месте именно в этом

качестве.

Весной 1769 года Петр Резанов оставляет в Петербурге свою жену и маленьких детей и

отправляется в Сибирь. Так начинается «сибирская история» этой семьи, дивиденды от

которой в большей степени получит не отец, а сын.

3. Двор

Я царь – я раб – я червь – я бог!

Гавриил Державин. Ода «Бог», 1784 г.

Для русских аристократов императорский двор был центром мира, источником силы, местом, где можно найти покровителей, сплетничать, интриговать, преуспеть или с позором

закончить свою карьеру. Фавориты и любовники императрицы Екатерины – Григорий Орлов

и Григорий Потёмкин – имели огромную власть и несметное богатство. Екатерина

переписывалась с философами Вольтером и Дидро, обсуждала с ними разные идеи, касающиеся просвещенного абсолютизма и управления империей, но в реальности судьба

России была совершенно непредсказуемой и, по сути, дремуче-азиатской, так как полностью

зависела от капризов правителей. В этом смысле со времен Ивана Грозного, который был

хозяином России за два века до Екатерины, мало что изменилось. При Екатерине и ее

преемниках залы Зимнего дворца каждый вечер освещали две тысячи свечей, в свете

которых роскошно одетые мужчины и женщины плели интриги, целью которых было личное

продвижение и обогащение.

С самого раннего детства Николаю Резанову внушали, что иметь влиятельного

покровителя – это первоочередная необходимость, без покровителя невозможно получить ни

приличную работу, ни продвинуться по службе. Просто факт дворянства не гарантировал

успешной карьеры. Вместе с тем, несмотря на то что российская монархия носила все

признаки отнюдь не просвещенного, но скорее матерого абсолютизма (вплоть до мелочей –

например, крестьяне должны были падать ниц при появлении царской кареты1), в высшем

обществе кому-то удавалось пробиться и без длинной родословной. Частично это

объясняется реформами Петра Великого, благодаря которым (и благодаря которому –

самому Петру) на русской службе появилось много иностранцев, а также выходцев из

простого народа. Например, любимец царя князь Александр Меншиков, Светлейший, в

детстве продавал пироги, а сам Петр женился на большегрудой крестьянке из Ливонии, которая правила после смерти мужа под именем Екатерины I.

В высшем эшелоне власти всегда было много любимчиков императора/императрицы, и

объясняется это конечно же не стремлением сделать управление страной более

демократичным, а вполне понятным желанием окружить себя верными людьми. И если

аристократы, имевшие свой собственный доход, могли позволить себе некоторые вольности, будучи уверенными в том, что не останутся без куска хлеба (но вольности осторожные, так

как с попадавшими в опалу вельможами в России всегда расправлялись круто), то

иностранцы на русской службе, как и люди из безродных семей, могли сделать карьеру

только при помощи покровителя, причем часто покровителя в лице самого государя. В

результате страницы российской истории XVIII века пестрят именами талантливых

«выскочек». Гавриил Державин был одним из таких людей. Он родился в небогатой

дворянской семье, но благодаря покровительству и своему уму стал занимать высшие посты

в государстве (пока не попал в опалу – и его эта участь не миновала). Именно Державин

сыграл впоследствии в жизни молодого Николая Резанова роль благодетеля.

Семья Державина жила недалеко от Казани, и предки его, точно так же как и у

Резанова, были татарами. В юношеском возрасте Державин приехал в столицу и поступил

рядовым в Преображенский полк (у семьи не было денег, чтобы купить ему офицерскую

должность). Этот полк участвовал в дворцовом перевороте, организованном Екатериной II.

Прошло еще десять лет, прежде чем Державин стал офицером. В качестве офицера он был

направлен на подавление восстания Емельяна Пугачёва. Пугачёв, донской казак, объявив

себя Петром III, неубитым мужем Екатерины, собрал войско и с войском стал продвигаться к

Петербургу. По дороге он вешал всех взятых в плен офицеров и жег усадьбы помещиков. В

1774 году он попытался взять Казань, но был разбит, а вскоре выдан властям своими же

сообщниками.

Преследуя пугачёвцев, Державин проявил себя верным слугой государыни. По крайней

мере, у него не было никаких моральных сомнений по поводу расправ над теми, кого считал

преступниками.

В декабре 1774 года Емельяна Пугачёва в клетке привезли в Москву и вскоре казнили

на Болотной площади. В тот год одиннадцатилетний Николай Резанов написал Державину

письмо на немецком языке2. Мальчик с детства был записан в лейб-гвардии Измайловский

полк, которым командовал его дед, а в письме он благодарит Гавриила Романовича за

перевод в полк Преображенский, который так и не состоялся:

«Государь мой. Я был бы неблагодарен, если б такому благодетелю, как вы, за память

обо мне не выразил глубочайшей моей признательности: вы принимаете участие в моей

судьбе и, как я слышал от маменьки, хотите взять меня из лейб-гвардии Измайловского в

Преображенский полк под свое покровительство. Но так как я думаю, что вы уже прибыли в

Москву, то надеюсь вас вскоре увидеть в Петербурге. Я к вам написал уж много писем; но не

знаю, получили ли вы их. Маменька не совсем здорова, а маленькая сестрица моя недавно

очень хворала. Жду, мил. г-др, вашего благополучного приезда. В заключение желаю вам

всякого счастья и доброго здоровья.

Остаюсь и до конца жизни пребуду с наиглубочайшим почтением и преданностию, вашим, мил. г-дрь, послушнейшим, покорнейшим и обязаннейшим слугою»3.

Что касается самого факта эпистолярного обращения к Державину, то оно объясняется

просто – Державин был хорошо знаком с Иваном Резановым, дядей нашего героя.

В возрасте четырнадцати с половиной лет, в конце лета 1778 года, Николай Резанов

начинает военную службу кадетом Измайловского полка.

Русские лейб-гвардейские полки в смысле военной и социальной организации были

построены по примеру западных прототипов. Самыми престижными считались три полка, созданные еще Петром Великим. Эти полки именовались по названиям подмосковных сел: Измайлово, Преображенское и Семеновское, из которых юный Петр набирал мальчишек для

своей «потешной армии». Лейб-гвардейскими офицерами были в основном аристократы.

Когда Резанов начинал службу, среди офицеров его полка были представители самых

знатных российских фамилий. Форма у офицеров была такой: зеленый камзол с красными

обшлагами и воротником, белые бриджи. Командовал полком князь, генерал Николай

Репнин, командиром кадетов был князь, майор Голицын. Среди кадетов, кстати, был и

Александр Александрович Бибиков, сын умершего начальника Державина. Забегая вперед, офицеры поколения Резанова позже доблестно сражались с Наполеоном8.

Начиная служить, нетерпеливый Резанов быстро понял, что родился не вовремя, чтобы

сделать стремительную военную карьеру, – повторялась та же история, что и с его отцом. В

1774 году заключением Кючук-Кайнарджийского мира, по которому Россия получила право

иметь флот на Черном море и право перехода через проливы Босфор и Дарданеллы, закончилась очередная русско-турецкая война. Восстание Пугачёва, во время которого

младшие офицеры после гибели старших имели возможность подняться по служебной

лестнице, было подавлено. Для армии, и в частности для измайловцев, наступил период

передышки4. При этом каждый год, с 1 мая по 1 сентября, полк участвовал в маневрах, проводившихся неподалеку от Санкт-Петербурга. Зимой нижние чины полка квартировались

в бревенчатых казармах в деревне Калининское, расположенной к югу от столицы, а

офицеры могли жить в городе, где начинался светский сезон с балами и прочими

увеселениями. Такая спокойная жизнь высшие офицерские чины вполне устраивала, но

амбициозная молодежь, конечно же, мечтала о другом.

Незадолго до того, как Николаю Резанову исполнилось двадцать лет, весной 1784 года, он решил, что с него хватит пустого времяпрепровождения, и подал в отставку. Если в

условиях мира рассчитывать не на что, не лучше ли попытать счастья в гражданской жизни, тем более что кое-какие связи у его семьи имелись?

Буквально накануне он получил звание майора. По Табели о рангах это звание

относилось к VIII классу и соответствовало гражданскому чину коллежского асессора.

Обращение к коллежскому асессору было приятным на слух – «Ваше высокоблагородие», однако сам по себе чин не приносил никаких дивидендов. Точно так же, как и многие другие

дворяне, прервавшие службу, Резанов поехал в имение матери, чтобы собраться с мыслями и

понять, что он будет делать дальше.

Летом столица пустела: двор, высший свет и дворяне средней руки – все устремлялись

в загородные усадьбы. Можно предположить, что молодой Резанов вместе со своими

младшими братьями и сестрой наслаждался всеми прелестями теплого времени года в

расположенном около Пскова селе Демьянинское, которое принадлежало его матери

Александре Окуневой – оно было ее приданым9.

В 1784 году Псков был глубокой провинцией. Императрица, посетившая этот город в

1776 году, пришла к выводу о том, что Псков – это невероятное захолустье. «Заразите

кого-нибудь вашим талантом и пришлите его сюда, – писала Екатерина из Пскова своему

другу барону Фридриху фон Гримму. – Возможно, этот человек сможет оживить это место»5.

Между тем в XV веке Псков процветал. Он торговал лесом, янтарем и дегтем. В Пскове

жили богатые купцы, которые построили красивые церкви и большие особняки. Город был

окружен высокой крепостной стеной и выдержал двадцать шесть осад со стороны татар, ливонцев, поляков, тевтонских рыцарей и завистливых новгородцев, которым успех соседей

всегда мозолил глаза. Однако в XVIII веке Псков оказался в стороне от происходящих в мире

событий. За восемьдесят лет до прибытия сюда Резанова, в июле 1704 года, Петр Первый

отвоевал у шведов крепость Дерпт (ранее – древнерусский город Юрьев, а в наши дни –

8 По крайней мере, в галерее Зимнего дворца, где собраны портреты героев Отечественной войны 1812 года, можно увидеть четырнадцать его бывших сослуживцев.

9 В наши дни это село бесследно исчезло с карты.

эстонский город Тарту), границу перенесли на запад, и Псков уже больше не имел

стратегически важного положения на рубежах империи. Вся торговля шла теперь через

Петербург и Кёнигсберг. По церковным записям 1780-х годов население Пскова и

окрестностей составляло всего 7000 человек, в два раза меньше, чем в Средние века.

После службы в лейб-гвардейском полку молодой человек наверняка заскучал. В

Петербурге газеты писали о представлениях нового Каменного театра, который был открыт в

1783 году (теперь это всем известная Мариинка), в салонах обсуждали оду Державина «К

Фелице» – авангардное для своего времени произведение, в котором поэт обращался

непосредственно к Екатерине, а в Пскове единственной новостью было начало строительства

суда.

Будь Резанов пессимистом, он бы, вероятно, приуныл: жизнь не удалась. Но скорее он

рассматривал свое пребывание в провинции как передышку перед грядущим возвращением в

столицу. Незадолго до описываемых событий Гавриил Державин стал губернатором Олонца

– уездного города на границе со Швецией. Спустя год, в 1775 году, Екатерина перевела его, также губернатором, в богатую зерном Тамбовскую область. Державин, умевший спокойно

ждать своего часа, приобрел репутацию успешного управленца, и молодой Резанов, возможно, надеялся на то, что фаворит государыни вспомнит о нем, если понадобится к нему

обратиться.

Окуневы, родственники со стороны матери, были достаточно крупными помещиками и

прекрасно знали всю псковскую администрацию. Пользуясь связями, Николаю подыскали

работу: невзирая на полное отсутствие опыта и соответствующего образования, он

становится коллежским асессором в только что открывшейся Палате гражданского суда. В

качестве бонуса молодому дворянину приписали дополнительный год стажа. В суде

рассматривали дела, связанные с бродяжничеством, драками, семейными тяжбами и прочими

житейскими казусами. Дела слушались в порядке убывания социального статуса людей, подавших петиции.

Просматривая записи тех лет, можно обзеваться и умереть от скуки. Приблизительно в

те дни, когда Резанов начал службу, была сделана опись мебели и предметов. В этой описи

фигурируют «две медные чернильницы, одна песочница 10 , один колокольчик, одна

голландская печь с железными дверцами, восемь медных канделябров, окна и несколько

дверей»6.

Целых четыре года Резанов ставил свою подпись о присутствии на службе практически

каждый день. Суд, состоявший из председателя, двух его заместителей и двух асессоров, работал все дни за исключением воскресенья и праздников, с восьми утра до двух после

полудня. Судейская форма в те годы была следующей: голубые камзолы с красной

оторочкой и с широкими, до колен панталонами. Все члены суда были при шпагах, чтобы

показать свое дворянское происхождение.

До Екатерины II при разбирательстве дел часто использовали пытки. Главным образом

– прижигание железом и «колесо». С помощью пыток пытались получить «чистосердечное»

признание, но часто они заканчивались смертью подозреваемого. В 1767 году императрица

запретила экзекуции, что высоко оценили европейские либералы, такие как Вольтер, но в

самой России были недовольные – мол, дела из-за этого стали рассматривать очень долго.

Также Екатерина распорядилась платить государственным служащим зарплату. До

этого служащие должны были существовать «на собственные средства», как весьма

двусмысленно было написано в петровском указе. На практике «собственные средства»

зарабатывались взятками, которые давали те, кто обращался в суд7. Нововведение Екатерины

не уничтожило взяточничество, а использование своего положения в целях личного

обогащения является отличительной чертой российской бюрократии и по сей день. Так или

иначе, жалованье Николая Резанова составляло 300 рублей в год. Это были не самые

10 Чтобы промакивать написанное чернилами.

большие деньги, но их хватало на еду и скромное существование.

Записи 1786 года свидетельствуют о том, что Николай Резанов проживал со своей

матерью, двумя младшими братьями, Дмитрием и Александром, и сестрой Екатериной; при

семействе было восемнадцать человек прислуги, что по масштабам того времени совсем

немного. Гусь на рынке Пскова в то время стоил двадцать пять копеек, а фунт муки или щука

– две копейки. Смотритель суда, бывший солдат, получал 18 рублей в год, а председатель

суда – 1200 рублей.

И в качестве истцов, и в качестве ответчиков за клевету, участие в дуэлях, нападения, а

также по вопросам мелких территориальных тяжб в суде регулярно появлялась семья

Ганнибалов из поместья в селе Михайловское. Это – потомки Абрама Петровича Ганнибала, или Ибрагима Ганнибала, рожденного в Эритрее и проданного в рабство в Константинополе.

Ибрагима купил помощник русского посла и в 1704 году привез в Петербург. Ганнибал

понравился Петру Великому, который взял его под свое покровительство, сделал

генерал-аншефом и женил на дочери аристократа. Самый известный представитель этой

семьи – внук Ибрагима Ганнибала Александр Пушкин, в чертах которого прослеживается

африканская кровь. Пушкин продолжил семейную традицию, ухаживал за чужими женами и

двадцать девять раз дрался на дуэлях. На последней дуэли с Дантесом он защищал честь

своей жены и был убит8.

Судя по всему, Резанов был ответственным служащим, он хорошо умел считать, и его

не пугала каждодневная рутина. Но… благодаря этим качествам ему предложили еще более

скучную работу. Шесть месяцев в году он должен был трудиться в псковском казначействе.

К 1788 году Резанову исполнилось двадцать четыре года, и он решил, что ему

окончательно надоела его работа. За все это время он не получил ни одного повышения! И, самое главное, ничего не светило – ведь на гражданской службе нельзя было рассчитывать

на то, что ты займешь место командира, убитого на поле боя. К тому же еще в 1763 году

императрица подписала указ о том, что продвижение по гражданской службе должно

происходить по выслуге лет, а не по способностям и талантам. Острословы говорили, что это

удручающий закон означал одно: что посредственность правила и будет править дальше.

* * *

Резанов обладал большим воображением, кипучей энергией и несомненным талантом

дипломата, но в Пскове не было возможности все это проявить. И, конечно же, очевидно

одно – он не хотел похоронить себя в глуши. В феврале 1788 года наш герой пишет

прошение об отпуске и просит разрешить ему отправиться в Петербург. В мае он пишет

начальнику суда еще одно прошение с просьбой продлить отпуск (с сохранением зарплаты, которую каждую неделю забирал его младший брат Дмитрий). Матери Резанов написал о

том, что планирует снова поступить на службу в свой полк. Вряд ли это соответствовало

действительности. Россия в то время вела сразу две войны: с турками и шведами, которые

пытались отвоевать потерянные ранее территории. Взять на себя такую ответственность –

отправить в действующую армию неподготовленного, практически уже гражданского

человека, да еще и поручить ему командовать другими людьми (измайловцы были

задействованы на западном театре) никто не хотел.

В столице молодой дворянин обивал пороги приемных в поисках вакансии, которая

соответствовала бы его социальному статусу, и здесь ему пришлось столкнуться с рядом

проблем. Самой большой проблемой было то, что он оказался без поддержки. Его дед по

материнской линии, генерал Гавриил Окунев, курировавший в свое время все судостроение

на Балтике, в 1781 году умер, а дядя, Иван Резанов, после головокружительной карьеры, оказался не в фаворе.

Всему виной были амурные дела, но не его самого, а его дочери Марии Резановой, которая была любовницей Александра Алексеевича Вяземского, генерал-прокурора Сената.

Князь Вяземский, бесспорно, был богатым и влиятельным человеком, но, увы, женатым.

Статс-дама Елена Никитична Трубецкая оказалась женщиной благоразумной и не стала

устраивать скандала по поводу того, что муж завел молодую любовницу. Как это часто

бывало в те годы, через некоторое время Вяземский подыскал своей любовнице мужа в лице

генерал-губернатора Иркутска Ивана Якоби, и Иван Резанов наверняка был доволен

возможной партией.

Однако у императрицы было иное мнение. Несмотря на то что Екатерине приходилось

управлять огромной и не самой организованной империей, она как истинная женщина

проявляла много интереса к личной жизни высшей аристократии. Императрица часто и с

удовольствием выступала в роли свахи, но тут она хотела обратного – разорвать помолвку, и

своего добилась. Судя по всему, таким образом Екатерина намеревалась отомстить князю

Вяземскому за то, что тот позволил себе выступить с резкой критикой ее редакции Свода

законов. «Я не хочу, чтобы этот Вяземский отдал Резанову Якоби, подарив ей в качестве

приданого всю Сибирь», – писала императрица в начале зимнего светского сезона 1783 года.

Якоби к тому времени был вдовцом, и Екатерина планировала выдать за него совсем другую

даму. В итоге нового брака Якоби так и не заключил, продолжив жизнь вдовца.

Единственная дочь Якоби, Анна Ивановна, станет матерью декабриста Ивана Анненкова, того самого, который пережил один из самых красивых романов XIX столетия с Полиной

Гёбль.

Вяземский и Якоби, в сущности, особо не пострадали, но вот судьба Ивана Резанова

сложилась гораздо хуже. После 1786 года он был вынужден уйти в отставку, уехал в свое

имение, где в канун нового 1788 года скончался.

* * *

Так ли иначе, в декабре 1788 года, буквально за несколько дней до смерти дяди, Николаю Резанову удалось устроиться в Санкт-Петербургскую таможню, где он проработал

почти два года. Одним из его коллег был писатель-вольнодумец Александр Радищев.

Радищев был старше Николая на пятнадцать лет. Он учился в Пажеском корпусе, а в

возрасте семнадцати лет в числе двенадцати молодых дворян был отправлен в Германию, в

Лейпцигский университет, для обучения праву. В Лейпциге он, вероятно, и набрался

«якобинских идей» 11 . Резанов не нашел с Радищевым общего языка, и они не стали

друзьями. Возможно, помешала разница в возрасте, но скорее всего Николай побаивался

свободомыслия своего коллеги. К слову, к 1790 году Радищев дослужился до должности

начальника таможни.

Так как работа Резанова не устраивала, он продолжал поиски, обхаживая старых друзей

покойного генерала Окунева, которого еще помнили в Адмиралтействе. И вот наконец удача

– в конце 1790 года ему была предложена должность младшего секретаря графа Ивана

Григорьевича Чернышёва, вице-президента Адмиралтейств-коллегии, высшего органа

управления российским флотом9.

Граф Чернышёв был одним из участников дворцового переворота, в результате

которого Екатерина пришла к власти. Он долгое время был российским посланником в

Англии, после чего вернулся на родину и поселился в огромном поместье Александрино, которое ему пожаловала императрица10. Вне всяких сомнений, для Резанова это был

действительно сильный покровитель, и амбициозный молодой человек делал все, чтобы

проявить себя с хорошей стороны.

Ему понадобилось всего два года, чтобы из беспросветного провинциального

захолустья попасть на хорошую должность в столице. Злопыхатели говорили, что он умеет

льстить, но на самом деле ему просто повезло родиться в «нужную» эпоху при «нужной»

11 В 1790 году А. Н. Радищев опубликовал книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», в которой

раскритиковал крепостное право. Тираж был конфискован, а автора сослали в Сибирь.

правительнице. Екатерина стала государыней, когда Николаю Резанову было чуть больше

двух лет. Эта энергичная немка на протяжении всей своей жизни пыталась изменить Россию.

Оставив за скобками национальность, она считала себя духовной наследницей Петра

Великого, который, как мы знаем, мечтал не просто прорубить окно в Европу, но превратить

страну в великую державу. Петр основал город на Неве, но истинно европейским городом

его сделала Екатерина – дома в стиле неоклассицизма, построенные во время ее правления, являются отражением ее представления о том, как должен выглядеть цивилизованный мир, частью которого является Россия11.

Точно так же, как и Петр, Екатерина считала, что сможет добиться своих целей, если

возьмет за образец просвещенную монархию, проведет реформы и поддержит образованный

класс аристократов. Петр с мальчишеским рвением осуществлял свои проекты, которые

через некоторое время давали видимые результаты – взять хотя бы строительство флота, но

Екатерина подошла к делу более основательно, сосредоточив все свое внимание на

государственных реформах. Вот лишь некоторые из ее начинаний: в 1767 году Екатерина

созвала Комиссию об Уложении, чтобы составить свод законов империи. Для депутатов

Комиссии она написала «Наказ», который отражал идеи передовых западных мыслителей

того времени (работа Комиссии была прервана в 1768 году из-за войны с Турцией). В

интересах дворянства было учреждено Вольное экономическое общество. Для упорядочения

помещичьего землевладения начали проводить генеральное межевание. В 1775 году

Екатерина подписала акт об укреплении бюрократического аппарата власти на местах. В

1785 году Жалованной грамотой дворянству она оформила сословные привилегии этого

класса. «Россия есть европейская держава, – писала императрица Вольтеру из Казани в мае

1767 года. – В этом городе существует двадцать типов совершенно не похожих друг на друга

людей, но мы, тем не менее, должны сшить платье, которое подошло бы им всем. Мне

кажется, что надо создать и сохранить целый мир»12. «Я прошу вас, чтобы эти законы

подходили как для Европы, так и для Азии… Не забывайте, что я в Азии»13, – добавляла она

в другом письме.

Некоторые историки считают, что Екатерина подумывала о возможности отмены

крепостного права. В 1776 году Вольное экономическое общество с согласия и при

поддержке Двора спонсировало общеевропейский конкурс (с денежной премией

победителю) по теме: «Что полезно обществу – чтобы крестьяне владели землей или только

движимым имуществом?» Было получено 164 анонимных ответа, и только семь из них – на

русском. Вольтер написал и отправил целых два предложения – одно на французском и одно

на латинском языке.

Но вольнодумство – это одно, а управление империей – совсем другое. Кровавое

крестьянское восстание под предводительством Емельяна Пугачёва 1773–1775 годов сильно

охладило пыл Екатерины и почти на целый век отсрочило отмену крепостного права14, а

отсоединение американских колоний от Англии и революция во Франции положили конец ее

желанию ввести в России конституцию.

Вплоть до смерти Вольтера в 1778 году Екатерина продолжала переписку с ним, как и с

Дени Дидро, умершим в 1784 году. Вольтер был рад тому, что его, по сути, сделали

неофициальным советником российского трона. Императрицу он называл «Северной

Семирамидой», в честь царицы Древней Ассирии, которая, как в те времена считали, дала

своей стране свод законов.

Дени Дидро по приглашению Екатерины побывал в Петербурге. Общение с

философом-энциклопедистом было таким активным, что Екатерина распорядилась поставить

между ними столик, чтобы в порыве ораторского вдохновения Дидро перестал хлопать ее по

коленкам. Еще до его приезда в Россию, в 1765 году, Екатерина купила библиотеку

обедневшего философа и назначила Дидро хранителем книг с пожизненной пенсией.

Приобретение библиотеки объяснялось, во-первых, ее личным интересом к философским

вопросам, а во-вторых, и некоторыми политическими соображениями: Екатерина хотела

показать французам, что те не ценят своих великих философов. «Разве кто-нибудь пятьдесят

лет назад мог предположить, что скифы с таким благородством заплатят Парижу за

философские и научные труды, к которым у нас никто уже не проявляет интерес?»15 – писал

по этому поводу Вольтер.

В 1764 году Екатерина удивила Европу приобретением коллекции картин бывшего

премьер-министра Англии Роберта Уолпола у его внука, который благополучно спускал

семейное состояние. Среди приобретенных 225 работ были картины кисти Рембрандта, Рубенса, Ван Дейка, Франса Халса и Гвидо Рени. Именно эта коллекция легла в основу

Эрмитажа, теперь всемирно известного музея. Европейская общественность была очень

недовольна, разразился скандал. «Как грустно, что произведения искусства уходят к скифам, где их могут оценить не больше десятка людей»16, – писал французский коллекционер

Жан-Анри Эбертс.

К тому времени, когда молодой Резанов прибыл в столицу из Пскова, энтузиазм

Екатерины по поводу идей Просвещения поубавился, и она все больше склонялась в сторону

абсолютизма, при котором каждое слово государя – закон для подданных. «Вы забываете, что мы с вами в разных положениях, вы работаете с бумагой, которая стерпит все, а я, бедная

императрица, должна работать со шкурами людей», – писала Екатерина Дидро после того, как он уехал из Петербурга в 1774 году.

Фактической предшественницей Екатерины на российском престоле, если не считать

короткого правления Петра III, была Елизавета Петровна, о которой сохранилась память как

о «шальной» императрице. Но и Екатерина не чуралась плотских утех. Влияния и власти

можно было добиться через ее постель.

Любовные похождения Великой до сих пор являются предметом сплетен и

обсуждений. Но если рассудить, ничего порочного в этом не было. Екатерина была

бесконечно одинокой женщиной и к тому же женщиной страстной. В возрасте четырнадцати

лет ее привезли в Россию и выдали замуж за наследника престола – сына Карла Фридриха

Гольштейн-Готторпского и герцогини Голштинской Анны, внебрачной дочери Петра I и

будущей императрицы Екатерины I (внебрачной в том смысле, что она родилась за два года

до официального заключения союза между ее отцом и матерью). Муж молоденькой немки, мягко говоря, был человеком со странностями – он предпочитал играть в игрушечных

солдатиков, чем спать со своей женой17. В написанной императрицей весьма откровенной

автобиографии, запрещенной во времена правления ее сына, Екатерина писала, что Петр не

спал с ней первые девять лет после свадьбы. Но Петр все же побывал в постели жены и

выполнил свой супружеский долг: в 1754 году у них родился сын Павел (внешне он очень

похож на отца), а в декабре 1757 года – дочь Анна, которая не прожила и двух лет. К своим

детям Екатерина, испытывавшая к мужу брезгливость, была холодна. Зато она была открыта

другим чувствам. «Проблема в том, что мое сердце не может и часа выжить без любви. Если

ты хочешь, чтобы я была твоей навсегда, покажи мне свою дружбу и любовь, главное –

любовь, и говори мне всегда правду», – писала она своему фавориту Григорию Потёмкину.

За всю жизнь у Екатерины было двенадцать любовников. У нее были долгие и

страстные отношения с Григорием Орловым, который помог ей избавиться от мужа и прийти

к власти; со Станиславом Понятовским – блестящим аристократом, красавцем, которого она

фактически посадила на польский престол; и с князем Потёмкиным. Все остальные не

оставили в ее жизни сколько-нибудь значимого следа. Зубов? О нем чуть позже.

Примечательно, что здоровье всех «кандидатов в постель» проверял придворный лейб-медик

шотландец Джон Роджерсон, а статс-дама графиня Прасковья Брюс, урожденная Румянцева, вела с «кандидатами» искусные беседы, чтобы оценить их умственные способности и

светский шарм, после чего писала свое мнение в записках государыне18.

Князь Григорий Потёмкин был фаворитом императрицы дольше, чем все остальные

любовники. Можно даже утверждать, что во времена своего взлета он управлял страной

вместе с Екатериной.

Екатерина обратила на него внимание еще в 1762 году, когда ему было 23 года (а ей

33). Он был незнатного рода, хотя и дворянин (его отец – офицер). Некоторое время юноша

учился в гимназии Московского университета, но был исключен и пошел служить в

гвардейский полк, куда его записали еще в 1755 году. За участие в дворцовом перевороте он

получил чин подпоручика.

Государыня описывала, как произошло их знакомство. Одетая в мужскую военную

форму, она проводила смотр войск перед выступлением на Петергоф. На ее шпаге не было

темляка (шнура на эфесе), и Потёмкин выехал из строя, чтобы предложить Екатерине свой

клинок, который она с благодарностью приняла.

Собственно, уже тогда его карьера была предрешена, но надо отдать должное

Потёмкину: человек неглупый, он сумел проявить себя с самых лучших сторон. В 1767 году

он участвовал в работе Уложенной комиссии, созданной с целью систематизации законов. За

отличие в Русско-турецкой войне 1768–1774 годов Потёмкин получил чин генерала. Но…

любовниками они стали только после 1770 года, причем после того, как Григорий пригрозил

уйти в монастырь, если Екатерина не ответит взаимностью на его чувства.

Отношения у них были непростыми. Императрице не нравились периоды его

меланхолии и еще больше не нравились сцены ревности, которые он ей устраивал. Тем не

менее она признавала, что Потёмкин является «одним из самых больших оригиналов нашего

века» – оригиналов в хорошем смысле. Она была рада найти мужчину себе под стать –

такого же энергичного и умного, как она сама. В декабре 1774 года Екатерина впервые

назвала Потёмкина в письме своим «мужем». В общей сложности она называла его «мужем»

в двадцати двух письмах, написанных между 1774 и 1791 годами. Однако официально выйти

за него замуж она не могла, так как подрастал наследник престола, будущий император

Павел I. Вполне вероятно, что они с Потёмкиным тайно обвенчались (или вступили в

морганатический брак)19.

Екатерина осыпала Григория Потёмкина деньгами, поместьями и титулами. В 1776

году по ее просьбе Иосиф II Габсбург присвоил ему титул князя Священной Римской

империи. Полный перечень всех титулов, наград и пожалований фаворита займет

полстраницы мелким шрифтом, так что мы воздержимся от этого.

Вполне возможно, что физическая близость между ними окончилась в 1776 году, когда

47-летняя Екатерина взяла в любовники своего секретаря Петра Завадовского, но даже после

этого Потёмкин оставался ее ближайшим советником и другом. Но он по-прежнему ревновал

Екатерину! Переселившись в свой дворец, он спал с юными девами, но, надо отдать ему

должное, потом подыскивал им выгодную партию и выдавал замуж.

В августе 1789 года Екатерина написала Потёмкину в письме, что она-де «ожила после

долгой зимней спячки, словно муха». Что после того, как у нее появился новый «маленький

друг», она снова стала «добра и весела». Фаворитом 60-летней государыни стал 22-летний

офицер Платон Зубов, жадность и беспринципность которого удивляла даже видавший виды

высший свет. Зубов крутил Екатериной, как ему вздумается. «Наш мальчик плачет от

досады, когда я ему запрещаю входить в мою комнату», – писала Екатерина Потёмкину.

Конечно, она иронизировала, но за иронией проступало и нечто другое, что могут понять

только женщины, чей возраст давно уже стал критическим. «Наконец-то у императрицы

появились платонические отношения», – шутили при Дворе.

Взлет Платона Зубова оказал влияние на карьеру другого молодого аристократа –

Николая Резанова, который, конечно же, не оставил мечты подняться как можно выше по

ступенькам службы.

Потёмкин не сразу обратил внимание на Зубова, считая, что тот быстро наскучит

Великой. Однако не тут-то было – убедившись в способности влиять на решения

императрицы, Платон Зубов делал все, чтобы задержаться в монаршей постели20.

В октябре 1791 года Потёмкин уехал инспектировать земли в Малороссии. В дороге его

настиг сердечный приступ. Понимая, что умирает, он попросил вынести его из кареты, желая

«умереть в чистом поле». Так и произошло.

Екатерина искренне переживала кончину Григория Потёмкина, а циничный Зубов

вынашивал планы сделать еще более головокружительную карьеру, чем его бывший

соперник, и, вероятно, у него были для этого основания. «Сейчас граф Зубов – это все, –

писал дипломат Федор Ростопчин, спустя некоторое время после смерти светлейшего

князя. – Существует только его воля. Его влияние даже больше, чем то, которым пользовался

Потёмкин. <…> Зубов такой же безрассудный и бесполезный, как и ранее, только

императрица постоянно повторяет, что он самый большой гений в российской истории»21.

Екатерина всегда использовала своих любовников – например, она сделала Станислава

Понятовского польским королем, после чего отрезала у Польши огромный кусок

территории. Но она умела быть благодарной – Потёмкин продолжал управлять Малороссией

даже после того, как перестал быть ее любовником. Однако Зубов и правда переплюнул всех.

В общей сложности он занимал тридцать четыре государственных поста. За семь лет, пока

Зубов был в фаворе, он стал графом, а потом и князем Священной Римской империи. После

смерти Потёмкина Зубов стал управлять Новороссией и одно время даже командовал

Черноморским флотом. Он получил огромные поместья с крепостными и собрал немалую

коллекцию бриллиантов. О себе он говорил исключительно во множественном числе и грубо

вел себя по отношению к цесаревичу Павлу.

«Но при чем тут Резанов?» – спросите вы. При Дворе надо быстро использовать все

возможности, которые дарит случай, как говорится, ковать железо, пока горячо. Опытный

царедворец Гавриил Державин, с 1785 года управлявший Тамбовом, быстро понял, что за

смазливой физиономией Зубова скрывается волк с железной хваткой, и… решил «поставить»

на фаворита, дружить с ним. И не прогадал – в 1791 году, всего через два месяца после

смерти Потёмкина, Державин, не без помощи Зубова, был назначен кабинет-секретарем

императрицы.

Выше я написал «не без помощи Зубова», но надо отдать должное Екатерине – она

была прекрасным управленцем и хорошо разбиралась в людях. Она не любила льстецов и

ценила, когда советники говорили ей правду. «Мне нравится правда, и ты можешь спокойно

мне ее говорить, если знание правды улучшит состояние дел, – писала императрица графу

Вяземскому, после того как в 1764 году назначила его генерал-прокурором Сената. – Хочу

добавить, что мне не лесть от тебя нужна, а честность и твердость»22. Державин, бесспорно, был честным и твердым человеком, но именно за честность он пострадал от трех правителей, включая, кстати, Екатерину. Но пока она подписала указ о его назначении.

В обязанности кабинет-секретарей (а их у Екатерины было несколько, одновременно с

Державиным работали А. А. Безбородко, П. В. Завадовский, П. И. Пастухов, В. С. Пастухов, П. А. Соймонов, П. И. Турчанинов) входил прием прошений и жалоб на имя императрицы.

Екатерине докладывали о поступающих бумагах, некоторые из них она рассматривала сама, а затем с монаршей резолюцией бумаги рассылались по инстанциям. Понятно, что просто

так написать в Зимний дворец было невозможно. Сначала прошения попадали к чиновникам

на местах, затем к генерал-губернатору, но рано или поздно, особенно если нужным людям

передавали определенное количество хрустящих банкнот, «челобитные» оказывались на

столе одного из кабинет-секретарей. У каждого кабинет-секретаря была своя собственная

канцелярия со штатом сотрудников, и такая же канцелярия появилась у Державина.

Вступив в должность, Державин сделал то, что, в сущности, делает каждый

здравомыслящий чиновник, – он окружил себя людьми, которым мог бы доверять. Так в его

канцелярии появился Николай Резанов, которому он предложил работу личного секретаря и

управляющего его канцелярией. Резанову было 27 лет, когда он обосновался в Зимнем.

Всем известно, что Зимний дворец – это резиденция российских императоров, но не все

знают, что тот, в котором сейчас располагается Эрмитаж, это уже пятая «версия» главного

здания Санкт-Петербурга. Сначала в 1711 году на берегу Зимней канавки появился «Зимний

дом» Петра, затем были постройки 1716–1720 годов, 1732 года (здесь в качестве архитектора

уже выступил Бартоломео Франческо Растрелли), 1755 года (деревянный, он простоял всего

семь лет), и, наконец, в 1762 году Растрелли заканчивает строительство пятого дворца.

Построенный по подобию Версаля, точно так же, как и резиденция французских монархов, Зимний представлял собой целый город в миниатюре. В лабиринтах дворца насчитывалось

1050 комнат, 117 лестниц, 1886 дверей и 1945 окон23. Покои Екатерины находились в

юго-восточном крыле, на «солнечной стороне». Из окон, выходящих на юг, открывался вид

на Дворцовую площадь, из других просматривалась Миллионная улица. В то время

Миллионная была самой фешенебельной улицей Санкт-Петербурга (да и сейчас это не

худший адрес). Из покоев (после пожара 1837 года они были перестроены) лестница, которая

сейчас называется «архивной», вела в апартаменты любовника императрицы.

Екатерина обычно вставала в шесть часов утра и сама разжигала печь в своей спальне.

После восьми приходили секретари и чаще всего заставали государыню за чтением. Одетая в

свободный шелковый халат, Екатерина вела прием до одиннадцати. Она предпочитала

доклады тет-а-тет, устраивая дискуссии только тогда, когда решались серьезные вопросы.

Затем Екатерина облачалась в платье и через восемь комнат анфилады проходила в так

называемый Кавалергардский зал, где принимала отобранных секретарями просителей.

После легкого обеда, на котором присутствовали от десяти до двадцати царедворцев, императрица удалялась к себе, чтобы вздремнуть или почитать. Этот период времени

назывался «часом фаворита» или «часом таинства». Скорее всего по «архивной» лестнице к

ней поднимался Зубов. «Обучая молодежь, я оказываю империи большую услугу»24, –

писала Екатерина своему бывшему любовнику Сергею Салтыкову о новом фаворите.

Зимой во второй половине дня Екатерина любила возиться со своей коллекцией

научных приборов. Особенно императрице нравилась «небольшая электрическая машина» –

изобретенный итальянским доктором Луиджи Гальвани генератор, током которого она «в

шутку» била прислугу. Иногда Екатерина писала философские трактаты и статьи для

литературных журналов под псевдонимом Патрикей Правдомыслов. И что же еще? «В пять

часов дня я еду в театр, играю в карты или болтаю с теми, кто приехал на ужин, который

обычно заканчивается к одиннадцати»25.

В театре часто ставили пьесы ее собственного сочинения. Екатерина написала в общей

сложности более тридцати пьес. Героями ее произведений часто были персонажи русских

сказок – например Баба-яга. Екатерина писала также комические оперы, назовем для

примера «Храброй и смелой витязь Ахридеичь» (Иван-царевич), и либретто для балетных

постановок (сюжет одного из ее балетов – «Побежденное предрассуждение» – строится на

том, что Минерва и Гений Науки побеждают Невежество и Предрассудки). Придворные

были, конечно же, в восторге, но единственной постановкой, которая нравилась наследнику

Павлу, была опера Винченцо Манфредини «Карл Великий» (1763), сюжет которой также

придумала Екатерина, – все дело в том, что в этой опере были батальные сцены.

Манфредини, 12 лет проживший в Петербурге (до 1769 года), был, кстати, учителем музыки

цесаревича26.

В то время как императрица и ее ближний круг развлекались как могли, в другой части

Зимнего дворца трудились чиновники. На втором этаже рядом с покоями государыни был

целый лабиринт кабинетов. Там же находилась и канцелярия Державина, где трудился

Резанов. Окна канцелярии выходили во внутренний двор, тогда как у фрейлин императрицы

и ее любовника комнаты были с видом на Дворцовую площадь.

Расположение комнат внутри дворца, их близость к личным апартаментам государыни

было отражением статуса. Платон Зубов стал любовником Екатерины в июне 1789 года; через месяц он – секунд-ротмистр Конногвардейского полка, охранявшего Царское Село, –

был произведен в полковники и пожалован во флигель-адъютанты императрицы. Это дало

ему право занять целое крыло Екатерининского дворца, где государыня проводила летние

месяцы, а потом и с комфортом обосноваться в Зимнем.

Понимая место фаворита, к нему относились с пиететом, и многие надеялись на его

покровительство. Был среди них и Резанов, что вряд ли можно поставить в укор молодому

человеку – как и все, он мечтал выстроить карьеру, добиться в жизни значимых высот. Его

трудолюбие и аккуратность, надо сказать, привлекли внимание Зубова. Вполне возможно, что они познакомились на одном из обедов, которые часто проводились во дворце. Вполне

возможно также, что Державин дал Резанову хорошую рекомендацию, и после того, как сам

Гавриил Романович в 1793 году был уволен (он все-таки чем-то не угодил императрице), Резанов перешел на службу непосредственно к Платону Зубову.

Так кем же был Николай Резанов, оказавшийся в самом центре интриг Зимнего дворца?

Бесспорно, энергичным и амбициозным человеком. «Пишущий человек»27, как

характеризовал его Василий Головнин, и хорошо умевший считать. Без всякого сомнения, очень работящий. «Не знаю, как у вас будет принят план мой, я не щадил для него жизни, –

пишет

он

конце

жизни

Булдакову

относительно

перспектив

развития

Российско-Американской компании. – Горжусь им столько, что ничего, кроме

признательности потомства, не желаю»28. Совершенно очевидно, что он умел найти с

людьми общий язык. Резанов «обладает многими хорошими качествами, – писал о нем

американский корабельный капитан Джон Д’Вульф, который доплыл с ним до

Калифорнии. – Он был добрым и всегда был готов выслушать жалобы людей и сделать все, что было в его силах, для того чтобы люди остались довольны»29. (Резанов далеко не всегда

вел себя так по отношению к своим подчиненным, но подробнее об этом мы поговорим

позже.)

Резанову было уже под тридцать, а он все еще не был женат. Почему? Вероятно, здесь

надо исходить из того, что в ту эпоху для людей его положения женитьба была далеко не

всегда вопросом любви. Как мы уже говорили, он был человеком амбициозным, из

достойного рода, но со скромным достатком. Богатые наследницы довольно часто выходили

за обедневших аристократов, но только за успешных обедневших аристократов. Судя по

всему, Резанов пока еще не считал себя достаточно успешным, и он скорее всего не думал, что это для него единственный путь – закрепить свои пока еще невеликие достижения

соответствующим «правильным» браком, он рассчитывал чего-то еще добиться в жизни.

Вне всякого сомнения, наш герой был человеком лояльным и умел угождать – будь

по-иному, Державин не стал бы его рекомендовать Платону Зубову. Однако за личиной

спокойного и исполнительного служаки, карьериста скрывался азартный игрок, который

всегда был готов идти на риск. Так или иначе, когда Резанов перешел на службу к Зубову, он, конечно же, рассчитывал, что, если Зубов останется в фаворе, выигрыш будет очевиден –

это еще одна ступенька наверх. Но, с другой стороны, Резанову не отказать в осторожности.

И он скорее консерватор, чем «революционер». Он, к примеру, за версту обходил Радищева, не разделяя его радикальных взглядов. Резанов был большим патриотом – или по крайней

мере хотел себя показать таковым в своей переписке. «Патриотизм заставил меня изнурить

все силы мои: я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода», – пишет он Михаилу

Булдакову. В его предсмертном письме мы читаем такие строки: «Остается мне пожелать

только того, чтобы мой труд Монарху угоден был», больше ему «собственно, ничего не

нужно»30.

Очевидцы, с которыми Резанов совершал морские путешествия, оставили много

свидетельств о том, что он своими патриотическими тостами за здоровье императора

выбивал слезу у бывалых моряков. Резанов считал себя «слугой государя», проводником его

идей, человеком, который работает на благо и для величия России, стремясь расширить ее

границы.

Нам сложно сказать, насколько он был искренним, но то, что он человек долга, – не

оставляет никаких сомнений.

Вернемся, однако, в Петербург конца восьмидесятых годов XVIII века. Во время

работы у алчного Зубова Резанов встретил человека, влияние которого повернуло его жизнь

в совершенно неожиданное русло. Им оказался Григорий Шелихов – миллионер, купец, авантюрист, первопроходец и исследователь, которого при Дворе иногда с иронией, а иногда

и с завистью называли «российским Колумбом» и «королем Сибири».

4. Король Сибири

…По северо-восточному океану почти все коммерческие дела,

которые сходственнее грабежом назвать можно, в руках

помянутого Шелихова. <…> [Он] довольно имеет всей той

жестокости, которую мы о Гишнанцах читаем в древней

американской истории, когда он мог над бедными алеутами

пробовать свою саблю, пистолет и винтовку.

Эрик Лаксман – графу Александру Безбородко, теневому

министру иностранных дел в конце правления Екатерины1

Потомки не так уж много знают о Шелихове, а некоторые и вовсе не слышали его имя, хотя он входит в число первооткрывателей новых земель.

Григорий Шелихов родился в 1747 году под Курском, в провинциальном Рыльске, и

был сыном мелкого купца. Если уж сказать честно, в свои путешествия он отправлялся

исключительно ради того, чтобы обогатиться, а вовсе не с целью открыть новые земли и

прославить Российскую империю, как это делали, например, Алексей Чириков и Витус

Беринг.

У Шелихова все получилось – он стал миллионером, не просто самым богатым, но

самым влиятельным человеком во всей Сибири, основателем первого русского поселения в

Америке. Однако не будем утверждать, что он был и самым уважаемым человеком. Таких, как он, благородные англичане с усмешкой называли набобами, или выскочками, которым

повезло нажиться в колониях. Несмотря на свои богатства, счастливчики не могли

похвастаться ни происхождением, ни воспитанием и часто крайне жестоко относились к тем, кто зависел от них.

Шелихов, как и многие другие купцы, отправился в Сибирь, чтобы заработать. Но от

других он отличался тем, что был человеком мотивированным и амбициозным. «Его душа

жаждала не столько денег, сколько славы. Не существовало того, чтобы могло бы его

остановить, – писала дочь одного из партнеров Шелихова по бизнесу Екатерина

Андреева-Полевая. – У него была железная воля, и многие из тех, кто его знал, звали его

«человек-огонь». Во всех смыслах это прозвище было полностью заслуженным»2.

Некоторое время Шелихов занимался охотой, так как хорошо знал цену пушнине, но в

итоге построил огромную торговую империю, простиравшуюся от Иркутска до Камчатки.

Миллионером он стал во многом благодаря тому, что Екатерина Великая еще в самом начале

своего правления отменила государственную монополию на торговлю с Китаем. Спрос на

сибирские меха на китайском рынке был велик, и Шелихов не упустил своего (хотя позже

пожалел о том, что Екатерина выступила за свободный рынок).

Хороший купец не может проворачивать свои дела один, и Шелихов вступил в тесные

партнерские отношения с Павлом Лебедевым-Ласточкиным3, который неплохо знал

Курильские острова. В 1774 году Шелихов отправился в первую экспедицию за пушниной на

Камчатку. Он заработал достаточно денег (и, следовательно, повысил свой социальный

статус), чтобы жениться на Наталье Алексеевне Кожевиной, чей отец был, как писали,

«штюрманом»4. Шелихову тогда было двадцать восемь лет, а его невесте – тринадцать с

половиной. Несмотря на разницу в возрасте, они идеально подошли друг другу. Наталья, родившаяся в Охотске, оказалась отчаянно смелой и обладала несомненным талантом

управленца. Она была в курсе всех новостей края и сумела так поставить себя, что в

отсутствие мужа к ней обращались как к его полноправному представителю.

В год свадьбы Григорий Шелихов отправился за пушниной на Курильские острова на

корабле «Святитель Николай». Это судно строилось в Охотске, где проживали его новые

родственники, и скорее всего они также вложились в снаряжение экспедиции. А дело

предстояло опасное. За десятилетие, предшествующее описываемым событиям, русские

четыре раза пытались проникнуть на острова, но почти все были убиты, а их суда сожжены

алеутами, недовольными проникновением чужаков на принадлежащие им промысловые

территории. Однако Шелихову повезло – его судно благополучно вернулось, причем с

большим грузом пушнины.

Шелихов плавал в той части Мирового океана, которая в самые ближайшие годы

заинтересует крупнейшие морские державы мира. Но он не был в прямом смысле этого слова

первооткрывателем. Еще до него северные берега исследовал казак Степан Гаврилович

Глотов. Он открыл несколько островов Лисьей гряды, в том числе остров Уналашку, и

составил подробную карту Алеутских островов. В сентябре 1763 года Глотов открыл остров

Кадьяк, который сам же и поименовал эскимосским словом, означающим «остриё копья». На

Кадьяке, расположенном у южного побережья Аляски, росли высокие хвойные деревья, столь нужные для ремонта и строительства судов.

Спустя еще два года императрица Екатерина поручила исследовать этот район

адмиралу Василию Чичагову. Точнее, перед ним была поставлена задача обнаружить

морской проход между «Северным океаном и Камчаткой с начертанием карт». Выполнить

поручение Чичагову помешали льды, заставлявшие его возвращаться в Архангельск (была

предпринята не одна попытка).

Руководство британского военного флота всегда проявляло большой интерес к

действиям российских мореплавателей и собирало разведывательную информацию о всех

действиях «коллег», в том числе через своего посла в Петербурге. О секретной операции

Чичагова посол предположительно узнал от жены адмирала, англичанки. Английское

военно-морское ведомство сочло поступившую информацию настолько важной, что

направило в Санкт-Петербург лейтенанта Джона Бланкетта с заданием собрать все

возможные сведения об экспедициях русских в северную часть Тихого океана. Английский

морской офицер оказался неважным разведчиком – он столь часто и столь «в лоб» задавал

вопросы о планах русских в этом регионе, что Екатерина II решила повнимательней следить

за тем, что происходит у берегов Аляски. В 1768 году она отправила в северные моря еще

одну экспедицию5, перед которой была поставлена задача исследовать американское

побережье, найти бухты, удобные для стоянки кораблей, но самое главное – места, подходящие для закладки поселений.

Русским не удалось удержать в секрете свои планы – о них узнали в Мадриде.

Разумеется, испанские власти были встревожены стремлением потенциальных соперников

основать поселения на дальних границах их колониальной империи. В качестве

предупредительной меры они решили построить форт на северо-западе испанских владений

в Америке6, в Новой Калифорнии12. Речь идет о Сан-Франциско – испанцы дали название

поселению в честь францисканского ордена, монахи которого участвовали в освоении

американских земель.

Чтобы скрыть свои истинные планы в северной части Тихого океана, русские даже

выпустили карту, на которой сознательно исказили очертания побережья и островов, но

обманули они лишь самих себя.

В 1784 году англиканский священник Уильям Кокс, наставник лорда Джорджа

Герберта, впоследствии одиннадцатого графа Пемброка и восьмого графа Монтгомери, совершив в 1770-х годах путешествие по Польше, России, Швеции и Дании, написал книгу

( Travels Into Poland, Russia, Sweden, and Denmark: Interspersed with Historical Relations andPolitical Inquiries; издана в 1784 г.), в которой были представлены сведения об «открытиях

русских на территории между Азией и Америкой». Кокс приводит рассказ казака Семена

Дежнёва о том, как он еще в 1640-х годах плавал в Беринговом проливе. Екатерина, прочитав

книгу Кокса, была вне себя от гнева: то, о чем писал священник-путешественник, несло в

себе больше информации, чем знали на тот момент чиновники Адмиралтейства!7

К тому времени большой знаменитостью в Англии благодаря открытиям, которые он

совершил в южной части Тихого океана, был капитан Джеймс Кук. Кук был первым

европейцем, побывавшим в Австралии и Новой Зеландии. В 1776 году на кораблях

«Дискавери» и «Резольюшен» Кук отправился исследовать северную часть Тихого океана.

12 Позже испанцы стали называть этот район Альта Калифорния; он включал в себя части современных

американских штатов Калифорния и Аризона.

Эти места, пока еще необжитые, чрезвычайно интересовали английских военных, купцов и

ученых.

Кук проплыл вдоль скалистых берегов северо-запада Америки, и его картографы

набросали карту побережья. Корабли Кука безуспешно пытались пересечь Берингов пролив, чтобы найти северо-западный проход между двумя континентами. Но… Дули сильные ветра, видимость была очень плохой из-за тумана, и Кук, вместо того чтобы плыть на север, повернул на юг, где ему фатально не повезло – он был съеден аборигенами Гавайских

островов в День св. Валентина – 14 февраля 1779 года13.

После смерти Кука экспедицию возглавил капитан второго английского корабля Чарльз

Клерк. В августе 1779 года его корабль встал на якорь у Петропавловской Гавани. Русские

власти были крайне недовольны неожиданным появлением английских судов. Когда же

Клерк показал им набросок карты американского побережья, где на территориях, которые

русские считали своими, были проставлены английские названия, едва не разразился

скандал8. Капитан позволил русским скопировать карты, они были доставлены в

Адмиралтейство, где вызвали, мягко говоря, большое удивление.

Не могу не рассказать о судьбе Клерка. Он был давно и безнадежно болен

туберкулезом, которым заразился в молодости, когда сидел в тюрьме за долги своего брата9.

Тридцативосьмилетний моряк умер через две недели после прибытия в Петропавловскую

Гавань и был похоронен, согласно его завещанию, в селении Паратунка близ города, которое

он посетил в апреле 1779 года14.

Последняя экспедиция Джеймса Кука оказалось весьма драматичной с точки зрения

человеческого фактора. Во-первых, эти две ужасные смерти. Во-вторых, команда во время

плавания выменяла у алеутов шкурки калана на табак, бусы и сущие безделушки из меди.

Надо иметь в виду, что калан, или камчатский бобер, как его еще называют, – довольно

крупное животное весом до 45 килограммов, то есть шкурки были большими, к тому же мех

темно-коричневого, почти черного цвета у каланов удивительной густоты и необыкновенно

мягкий10. Когда корабли пришли в Кантон, бывший тогда главным портом торговли с

иностранцами, шкурки были с легкостью проданы по сто испанских долларов за штуку. Сто

долларов тогда – это две годовые зарплаты матроса11. Командир экспедиции лейтенант Джон

Гор оказался в ситуации, близкой к мятежу, – команда единодушно потребовала вернуться

туда, где можно добывать такую пушнину, что так высоко ценят китайские мандарины.

Никого не интересовало, что экспедиция, частично профинансированная богатым

английским натуралистом сэром Джозефом Бэнксом, затевалась как исключительно

научная, – все вылилось в подобие «золотой лихорадки», только что золото заменил мех.

Шелихову, конечно же, доложили, какую цену китайцы предлагают за шкурки калана, и он понял, что надо действовать как можно быстрее. Пришло время «застолбить»

территорию и громко заявить, что все каланы на островах и американском побережье –

собственность России. В 1781 году он отбыл в Петербург в поисках покровительства, а также

денег для колонизации Америки. (Ему еще неоднократно придется наведываться в столицу, чтобы добиться желаемого.)

Первым человеком, вложившим деньги в предприятие Шелихова, стал купец Михаил

Голиков, человек не бедный, но с «историей». Он попытался беспошлинно провести через

Ригу в Санкт-Петербург партию коньяка, его поймали, и он заплатил немалые деньги, чтобы

избежать судебного преследования. Шелихов убедил Голикова вложить все то, что у него

13 Кука съели не целиком. На корабль в корзине доставили его кости с десятью фунтами мяса и головой без

нижней челюсти. В тот же день останки Кука захоронили в море.

14 Позже его останки были перенесены в Петропавловск-Камчатский, и на средства британского

военно-морского флота в 1914 году над его могилой была поставлена гранитная стела; она так и стоит там, с

видом на ржавеющий рыболовецкий флот и черные атомные субмарины, которые выходят на боевое дежурство

из бухты.

осталось, в успех задуманного предприятия12. Объединившись, Шелихов и Голиков создали

в 1781 году Северо-Восточную компанию – торговое предприятие, за которым закреплялось

право вести пушной промысел на Алеутских островах и у берегов Северной Америки13.

Между собой купцы подписали «казацкий договор», определявший обязанности каждого и

долю возможной прибыли. Компанию на десять лет зарегистрировали на Петербургской

бирже. Еще одним вкладчиком в компанию стал Никита Демидов – промышленник, семья

которого разбогатела на выплавке металла на Урале. Ему понравилась идея создания русской

колонии в Америке14, и он вложил в дело 50 000 рублей.

Теперь у Шелихова были средства15, и он убедил 150 человек поехать с ним на Кадьяк, чтобы поселиться на острове. Многие из согласившихся были бывшими каторжанами, преступниками, которым нечего терять, но поехали также и семьи, большая часть из которых

была с маленькими детьми. Отправилась на Кадьяк и семья Шелихова. Его жена Наталья

была беременной, у них был двухлетний сын Михаил, но отчаянная женщина настояла на

том, чтобы сопровождать мужа15. Она «везде со мной следовать и все терпеть трудности

похотела»16, – писал Шелихов. Две дочери, которые были чуть постарше, остались в

Иркутске. Несмотря на то что Шелихов был не самым бедным человеком (он владел акциями

в девяти компаниях, имел четырнадцать кораблей и организовал двадцать одну экспедицию), ему хотелось лично присутствовать при основании колонии.

К лету 1783 года переселенцы прошли и проехали почти 2500 километров от Иркутска

до Охотска, где Шелихова ждали три корабля: «Архангел Михаил» (названный так в честь

сына), «Три Святителя» и «Святитель Симеон». Из гавани в устье реки Урак корабли вышли

16 августа 1783 года. Вскоре галиот «Три Святителя», на котором находилась семья

Шелиховых, потерялся в тумане, отбился от остальных и до конца мореходного сезона

доплыл только до острова Медный, расположенного примерно в 750 километрах к

северо-востоку от Петропавловской Гавани.

В отличие от команды Беринга, которая в этих же краях (на соседнем острове) провела

зиму 1741–1742 годов, люди Шелихова не так пострадали от цинги. Зиму они пережили в

землянках. Наталья родила дочь, которую назвали Авдотьей16.

Следующей весной корабль вышел в море и нашел «Святителя Симеона», а вот судно

«Архангел Михаил» пропало без вести.

Через месяц плавания корабли прибыли на Уналашку, где было поселение, организованное компанией Лебедева-Ласточкина, а еще через два месяца достигли острова

Кадьяк, где Шелихов основал первое постоянное русское поселение непосредственно у

берегов Америки17.

Существует несколько весьма отличающихся друг от друга версий того, как Шелиховы

провели два года на Кадьяке. Все версии сходятся только в одном – местные жители были не

в восторге от появления русских. Пятого августа 1784 года, в день, когда старейшины

аборигенов взошли на борт «Трех Святителей», произошло солнечное затмение, и шаманы

восприняли это в качестве очень плохого знака. Спустя неделю аборигены напали на лагерь

Шелихова, который был разбит на берегах залива, получившего имя по названию корабля.

По рассказам помощника врача, сержанта Мирона Бритюкова, который потом возненавидел

Шелихова и как мог пытался очернить его имя 17 , русские отбили нападение и взяли

15 Это был второй их сын, первый, тоже Михаил, умер во младенчестве. Умрет и этот мальчик, как и

следующий, по традиции названный Михаилом.

16 Авдотья выросла такой же бесстрашной, как и ее мать. Павел Лебедев-Ласточкин, писавший о девочке в

1787 году, называл ее «американкой». Он отметил, что она много и хорошо говорит и что по ее поведению

видно, что она родилась на островах.

17 Этому есть простое объяснение. На обратном пути с Кадьяка в 1786 году прижимистый Шелихов вычел

из доли сержанта 370 рублей за пропитание, в результате чего последний получил всего 47 рублей за два года

работы.

несколько пленных. Шелихов, опять же по словам Бритюкова, лично пытал двух пленников, чтобы выведать у них планы островитян, третьего приказал убить копьем, а четвертого

застрелил сам. Двух других пленников застрелил штурман Герасим Измаилов. Вскоре

пришли тревожные вести: бежавшие из деревни рабы сообщили, что туземцы готовятся дать

решающее сражение, и не когда-нибудь, а уже на следующее утро. Шелихов приказал снять

с кораблей пять пушек и стрелять без всякой жалости. Потом Шелихов утверждал, что

они-де стреляли не по толпе, а поверх голов, и что его команда в 128 человек взяла тысячу

пленников. Бритюков подтвердил, что пленные были, но и убили не меньше 500 туземцев.

Мне кажется, что обе эти версии не соответствуют действительности. Позже, в 1790 году, из

Петербурга приехала комиссия, и во время допроса Измаилов сообщил, что «русские убили

сто пятьдесят или двести островитян, а многие из них сбросились со скалы в воду от

страха»18.

Сложно говорить о точном количестве жертв, однако после этой бойни организованное

сопротивление русским прекратилось, но за Шелиховым закрепилась репутация кровавого

палача. Эта репутация сохранялась за ним до конца жизни, и из-за этого ему было сложно

заручиться широкой поддержкой в купеческих кругах и у правительства.

Сам Шелихов всегда говорил о том, что Кадьяк является частью Российской империи.

Он надеялся, что со временем люди забудут о проявленной жестокости, но еще больше

надеялся, что ему удастся собрать деньги на новые экспедиции по освоению северных

территорий.

По мнению Шелихова, племена, населяющие эти территории, надо учить и просвещать.

Он писал, что алеуты являются еще более отсталыми, если сравнивать их с народностями

материковой Сибири. Среди алеутов была распространена полигамия, занимались они и

мужеложеством, а маленькие мальчики ублажали вождей. Алеуты не были знакомы с

колесом, и у них не было письменности. Они считали, что письма, которые пишут русские, –

«говорящие». Дескать, как только получивший письмо открывал его, он слышал тихий голос, который говорил то, что хотел сказать.

В составе экспедиции не было священника, поэтому Шелихов вместе с женой

вызвались крестить аборигенов. Однажды Шелихов собственноручно окрестил сорок

алеутов, также они с Натальей стали крестными для пары десятков местных детей. Русские

организовали школу, но с этой школой не все было чисто. Детей отобрали у родителей и

держали как заложников в поселении на берегах бухты Трех Святителей. Во имя детей

Шелихов предложил вождям поклясться в верности императрице, за что они-де получат

защиту Российской короны. На самом деле алеутам никто не угрожал, кроме свалившихся

им на голову русских.

Точно так же, как испанец Кортес двумя веками ранее, Шелихов быстро научился

использовать вражду разных племен в свою пользу. Также он взял на вооружение принцип

«разделяй и властвуй». В те времена у алеутов были рабы – люди, попавшие в плен во время

стычек между племенами (рабов алеуты называли словом калги). Шелихов переманивал

рабов к себе, предлагая им хорошие условия жизни, но на самом деле превращал их в

собственных рабов. Потом Шелихову неоднократно предъявляли обвинения в том, что он

использовал рабов в качестве наемных убийц, которых он подсылал к неугодным ему

вождям. Русские называли рабов каиурами, от татарского слова «гайур» – «неверный»19, и

отношение русских к алеутам очень напоминало отношение к славянам татар во время ига.

Русские часто ссорились с алеутами, отношения были настолько натянутыми, что

колонисты ночью держали оружие под рукой, чтобы отразить внезапное нападение. Об этом

писал английский морской капитан, бывший участник экспедиции Кука Джордж Диксон20, посетивший остров в 1787 году в поисках пушнины. Так или иначе, русские установили на

Кадьяке свое владычество. Диксон не нашел островитян, которые были бы готовы обменять

меха по бартеру, потому что боялись своих русских хозяев. Совсем по-другому вели себя

тлинкиты, проживавшие на Аляске. Они с большим энтузиазмом торговали (это сильно

сказано – скорее обменивались) со всеми, кто приплывал к их берегам. Но когда в 1790-х

годах на Аляске появились русские, тлинкиты отказались платить им дань.

К весне 1786 года Шелихов окончательно покорил алеутов Кадьяка. На острове теперь

было постоянное поселение русских, на северном побережье Кадьяка, а также на соседнем

острове Афогнак стояли остроги. Как только возникала опасность, колонисты под

предводительством казака Константина Самойлова расстреливали лодки алеутов из пушек.

Шелихов был доволен своими успехами, и 22 мая 1786 года он отплыл к российским

берегам на галиоте «Три Святителя». Главным вместо себя он оставил опытного охотника за

пушниной грека Евстрата Деларова. С Шелиховым возвращались жена и двое их детей, а

также больные русские колонисты, за которыми присматривал сержант Бритюков. На борту

был груз пушнины стоимостью 300 000 рублей. Шелихов взял с собой алеутов, которые

хотели увидеть чудеса Охотска (они были на корабле за матросов), и по крайней мере

двенадцать детей из местного племени, которые, по словам Шелихова, «хотели учиться у

русских»21.

В начале августа «Три Святителя» подошли к восточному побережью Камчатки, и

русские высадились в районе Большой Речки. Пока небольшая группа людей искала на

побережье пресную воду, поднялся шторм. Корабль сорвало с якоря и понесло на юг. На

борту, кроме прочих, находилась Наталья Шелихова с двумя детьми, а сам Григорий был в

это время на берегу. В итоге Шелихов со своими людьми добирался до Петропавловской

Гавани пешком. Там его ожидало неприятное известие: корабль в гавани не появлялся.

Начиналась зима, и Шелихов через земли чукчей отправился в Охотск, расположенный

южнее, предполагая, что корабль могло вынести туда. Воистину, блажен, кто верует, – в

Охотске он нашел жену и детей, живых и невредимых. После отдыха всего в восемь дней

они пошли в Якутск, где провели день и оттуда выдвинулись в Иркутск. Удивительно, что

все, включая детей, пережили это непростое путешествие22.

В Иркутске Шелихов почувствовал себя знаменитостью. У инвесторов был свой повод

для радости – они уже почти перестали надеяться, что купец вернется и рассчитается с ними.

На доходы от экспедиции Григорий Шелихов купил себе в Иркутске самый большой

деревянный дом. По соседству с домом стоял большой барак, где проживали – или, как тогда

говорили, стояли – солдаты, размещать которых близ своих домов были обязаны все

купцы23. Шелихов показал свои путевые заметки, а главное – карты новых земель

губернатору Ивану Якоби (тому самому Якоби, который мог бы жениться на Марии

Резановой). В доме губернатора обсуждался вопрос о возможном расширении Российской

империи за счет тихоокеанских островов и американского побережья.

Вдовец Якоби разменял седьмой десяток. Он был героем потёмкинских военных

кампаний в Крыму, а после послом в Китае. Несомненно, он был опытным и понимающим

человеком. Якоби планы Шелихова, который предлагал торговать мехами и мануфактурой с

китайским Кантоном, Индией, Филиппинами и Северо-Американскими Соединенными

Штатами, очень понравились. Шелихов также горел идеей отправить большие отряды

переселенцев на северо-запад американского континента, где пустовали огромные

пространства. Но эту идею можно было осуществить только при поддержке государства, поскольку у купцов просто не было таких денег. Купцы Иркутска и даже богатые Демидовы

могли финансировать отдельные экспедиции, но масштабные проекты они бы не потянули.

Важным было еще и то, что в России, в отличие от Англии, Голландии и даже Соединенных

Штатов, не существовало системы страхования судоходства, и при неудачном исходе

экспедиции купцы теряли все вложенные деньги. Частные банки отказывались дать кредиты

на освоение новых земель, да еще и расположенных на другом континенте, что, в общем-то, понятно – если кредит брали помещики, владевшие землей и крепостными крестьянами, то у

них, в случае, если кредит не возвращался, земли можно было забрать, а что заберешь с того, чего еще и нет на самом деле?

По расчетам Шелихова, на развитие колоний ему был нужен кредит в полмиллиона

рублей на двадцать один год, и он не терял надежды заручиться поддержкой государства. И

Якоби поддержал его – в ноябре 1787 года он передал в Санкт-Петербург предложение

Шелихова, а самому купцу дал блестящую рекомендацию24.

Если рассудить, это было самое удачное время для того, чтобы план Шелихова

одобрили. Даже до выхода в свет в 1784 году книги о третьей экспедиции Джеймса Кука, в

которой в числе прочего рассказывалось о пушнине и выгодах ее продажи, многие знали, что

на шкурах животных, обитающих в северной части Тихого океана, можно поднять большие

деньги. После трагической гибели Кука в Тихий океан отправилась не одна экспедиция с

вполне конкретной целью – добыть меха. К примеру, английский купец по имени Джеймс

Ханна даже не собирался скрывать своих намерений – принадлежавший ему новенький бриг

назывался Sea Otter (Морская выдра). Ост-Индская компания снарядила в Бомбее два судна

под названиями Experiment и Captain Cook для исследования земель, «открытых» Куком во

время его последнего плавания. Затем к ним добавились суда, вышедшие из английских

портов. На двух из них капитанами были офицеры, служившие у Кука, – Натан Порлок и

Джордж Диксон. Помимо исследований англичане не забывали обогатиться. Выглядело это

так. Корабли всегда шли парами. Подплыв к побережью, с борта давали несколько залпов из

пушек, чтобы продемонстрировать силу, после чего местному населению предлагали менять

меха на мануфактуру.

Европейские морские державы начали также отправлять в северную часть Тихого

океана свои военно-морские суда.

Как вы помните, в августе 1779 года напротив Петропавловской Гавани встал на якорь

корабль Чарльза Клерка, а спустя восемь лет, в сентябре 1787 года, к городу подошли два

корабля французского мореплавателя Жана Франсуа де Гало графа де Лаперуза. До этого он

побывал на Аляске, где открыл бухту, которая была поименована Французской, а позже

получила название Литуйя. Екатерине категорически не понравилось, что иностранцы

«лезут, куда не следует», и она приняла решение отправить на Тихий океан большую

военно-морскую экспедицию с целью «закрепить за Российским государством территории от

острова Нутка18 до мест, открытых Чириковым (в 1742 г.)».

Указ об экспедиции был подписан в декабре 1786 года (то есть еще до появления

Лаперуза в Петропавловской Гавани). Планировалось снарядить не менее четырех линейных

кораблей, хорошо оснащенных пушками. В плавание должны были отправиться 673

человека, включая 34 офицера. Императрица лично осмотрела шерстяные носки и сшитые по

подобию парок алеутов непромокаемые куртки для команды. Также она наказала иметь на

борту достаточное количество лимонов, чтобы ни у кого не было цинги. Командиром

эскадры был назначен капитан первого ранга Григорий Муловский. Муловскому был отдан

приказ уничтожать все строения, возведенные иностранцами, но «с добротой и милостиво»

относиться к местному населению. По всему, Екатерина всерьез намеревалась заявить миру

о том, что считает Америку частью своей территории.

Однако грандиозным планам не суждено было сбыться. В 1787 году началась война с

Турцией, а в 1788-м – со Швецией. Императрице пришлось перенаправить эскадру

Муловского на борьбу со шведами, Муловский на этой войне погиб, а русские потеряли свой

шанс «застолбить» территорию Америки от Аляски до Калифорнии19.

В ходе подготовки к экспедиции императрица приказала отлить несколько номерных

табличек из меди и железа, на которых были выгравированы крест и слова: «Земля

Российского владения». Эти таблички (так как они были круглыми, их называли «тарелки») 18 Остров в Тихом океане у западного берега острова Ванкувер. Административно принадлежит канадской

провинции Британская Колумбия. – Примеч. пер.

19 Чуть позже, в 1812 году, русские создали колонию Форт-Росс в долине Сонома в Калифорнии, однако к

тому времени англичане и испанцы уже имели свои поселения на побережье. Русские действительно упустили

момент, а вместе с ним и свой шанс.

после 1788 года передали купцам с указанием зарывать в землю на открытых ими

территориях25. Если какая-нибудь другая держава стала бы претендовать на «русские» земли, таблички

надлежало

выкопать

продемонстрировать

знак

доказательства

«первопроходства». Из всех этих «тарелок» сохранилась только одна. Ее нашли в 1934 году

чуть севернее современной Ситки, там, где была расположена разрушенная тлинкитами

Михайловская крепость20.

Несмотря на то что экспедиция Муловского так и не состоялась, надежды продолжали

питать русские умы. В 1787 году Академия наук в Санкт-Петербурге выпустила карту

северной части Тихого океана (более декоративную, чем информативную). На этой карте

были изображены русский, алеут, китаец и бог Гермес. Кроме того, картографы обозначили

маршруты экспедиций Беринга и Чирикова, но само побережье Америки изобразили крайне

схематично26.

* * *

Шелихов решил, что его время пришло. Настал час, когда частные компании закончат

то, что не смогло сделать государство. Набросав на бумаге план, сразу после начала нового, 1788 года, когда установился санный путь, он отправился в Петербург. Вместе с ним поехал

и Якоби.

В Петербурге Шелихов поселился в гостинице и в письмах родственникам жаловался

на столичную дороговизну. Пошив платья у лучшего портного встал ему в копеечку, но тут

уж он не пожалел денег, так как понимал, что встречают по одежке, а ему нужно произвести

впечатление на влиятельных людей.

К концу февраля 1788 года, после долгого обивания порогов и немаленьких взяток, Шелихов был принят Екатериной. Собственно, он с самого начала стремился попасть к ней

на аудиенцию, чтобы рассказать о своем плане колонизации Америки. У Екатерины он

попросил заем в 200 000 рублей («упасть в цене» и не заикаться о большем его убедил

Якоби), сто солдат сопровождения и право «брать в крепость» (то есть делать своими

крепостными) местных жителей (аборигенов) за то, что он присоединит американские земли

к империи. И еще один важный пункт – Шелихов настаивал, чтобы за Северо-Восточной

компанией была закреплена монополия на пушной промысел и торговлю мехами.

Без сомнения, Шелихов был харизматичным человеком, но на императрицу он не сумел

произвести впечатление, она ему попросту не поверила. Партнерами Шелихова по бизнесу

были Голиковы, торговавшие вином, но не всегда платившие акцизные налоги. Сержант

Бритюков уже успел написать донос на Шелихова, согласно которому тот был палачом

алеутов. А императрица считала важнейшим условием удержания новых территорий «доброе

отношение» к местным жителям (не потому что у нее был ангельский характер – просто в

северной части Тихого океана появилось слишком уж много иностранных судов, и метод

«пряника» она считала более выигрышным). В общем, Екатерина не хотела связываться с

людьми с такой репутацией, как у Шелихова.

«Где частные выгоды перевесть имеют, тут богачам нетрудно свои намерения

исполнять. По северо-восточному океану почти все коммерческие дела, которые

сходственнее грабежом назвать можно, в руках помянутого Шелихова. Котораго

промышленники состоят из ядра развратнейших иркутских буйственников и мошенников, и

хозяин их довольно имеет всей той жестокостьи, которую мы о Гишнанцах читаем в древней

американской истории, когда он мог над бедными Алеутами пробовать свою саблю, пистолет и винтовку»27, – писал известный исследователь Эрик Лаксман графу Безбородко.

В вопросах монопольного права на торговлю Шелихова (и Голикова) поддерживал

20 В 1833 году на Аляске, в заливе Нортон, была построена еще одна Михайловская крепость, вернее –

Михайловский редут. О нем в этой книге речь не идет. – Примеч. ред.

Якоби, да и Коммерц-коллегия была не против. Однако в Иркутске были и другие купцы, и

если бы Северо-Восточная компания получила монополию, они бы быстро разорились. Эти

купцы пользовались в Петербурге определенным влиянием, и они мобилизовали все свои

силы для того, чтобы создать при дворе оппозицию планам Шелихова. То есть, иными

словами, они не могли допустить, чтобы вся Северная Америка оказалась в руках у

конкурента.

У императрицы были и другие возражения, скорее идеологического толка. Она читала

работы экономиста Адама Смита и отрицательно относилась к монополиям. Кроме этого, Екатерине не нравились «революционные идеи» Северо-Американских Штатов, и она не

хотела, чтобы в составе Российской империи появились провинции, заселенные

вольнодумцами и бунтарями.

В архиве личного секретаря императрицы Александра Храповицкого сохранилась

челобитная Шелихова с заметками на полях, которые императрица собственноручно сделала

на этом документе. «Эксклюзивные концессии никак не совместимы с принципом

касательно уничтожения всех видов монополий»28, – написала Екатерина. Это было лишь

одно из тринадцати ее замечаний. Екатерина вообще считала, что, собственно, владеть

частью Тихого океана – затея «довольно смешная», мол, одно дело – торговать, а владеть –

это уже совершенно другое29. По поводу просьбы Шелихова о займе императрица

выразилась и вовсе иронично: «Просьба дать в долг напоминает мне обещание человека

научить через тридцать лет слона говорить. Когда человека спрашивают, почему ему нужно

так много времени, тот отвечает: «Слон может умереть, я могу умереть, человек, который

дал мне денег, тоже может умереть»30.

Аудиенция ничего не дала Шелихову, разве что он получил от Екатерины золотую

медаль и серебряную шпагу «за открытие островов в Восточном океане». И все же, несмотря

на многочисленные «нет», императрица решила уделять восточным землям больше

внимания. Тем же летом она снарядила небольшую экспедицию (далеко не такого масштаба, как изначально планировалось с Муловским), поставив перед ней задачу начертания точных

карт. Экспедицию возглавил английский морской капитан на русской службе Джозеф

Биллингс, который в свое время тоже плавал с Куком. Главным картографом был назначен

еще один англичанин по имени Мартин Сойер31.

Больше всего от отказа Ее Величества пострадал губернатор Иван Якоби. Он был

обвинен в том, что брал у Шелихова взятки. Можно предположить, что донос на него

написали купцы, близкие к Лебедеву-Ласточкину, и иркутские конкуренты компании

Шелихова. Якоби в результате был смещен с поста губернатора (сыграло роль и то, что он-де

хотел втянуть Россию в войну с Китаем и нагреть на этом руки).

Предприимчивого Шелихова отказ императрицы не сильно огорчил. Если монополии

ему не видать, почему бы не создать несколько торговых компаний, которые фактически

вытеснят конкурентов?32

Он перерегистрировал на петербургской Бирже Северо-Восточную компанию, указав

местом ее нахождения Кадьяк, а также оформил бумаги на три новых предприятия: Предтеченскую компанию – на островах, которые теперь называются островами Прибылова

(об этих островах, принадлежащих алеутам, русским было известно с 1767 года; первым на

них побывал русский мореплаватель Гавриил Прибылов в 1788 году), а также Курильскую и

Аналашскую компании.

Следуя примеру Екатерины, для развития своего дела Шелихов решил нанять

талантливых иностранцев. Сначала он обратился к младшему брату английского

философа-моралиста, правоведа и социолога, одного из крупнейших теоретиков

политического либерализма Иеремии (Джереми) Бентама. Морской офицер и

кораблестроитель Сэмуэль Бентам летом 1788 года оказался в Иркутске (очень рекомендую

почитать про этих удивительно талантливых братьев и их карьеру в России33). Однако он

отказался от предложения Шелихова, и тот в конце концов нанял английского судостроителя

по имени Джеймс Шилдс.

Корабли Шилдса сыграли большую роль в освоении земель на Тихом океане. Ранее

русские мореходы использовали казацкие плоскодонные суда с простейшей оснасткой.

Первым построенным под руководством англичанина кораблем стал «Северо-Восточный

орел» – судно с килем глубокой посадки; он был спущен на воду в Охотске в 1790 году34. На

следующий год «Северо-Восточный орел» под командованием Шилдса пришел на

Уналашку, после чего было объявлено, что остров принадлежит Северо-Восточной

компании. Шилдс был талантливым навигатором и умел импровизировать. В 1794 году в

Воскресенском заливе на Аляске он нашел замену необходимой для герметизации швов

сосновой смоле и сделал такелаж из стеблей вьющихся растений. «У нас не было достаточно

железа и вара <…> он изготовил вар из смеси еловой смолы, серы, охры и китового

жира»35, – не без гордости сообщила Наталья Шелихова Платону Зубову, правда, все лавры

приписала своему мужу.

Лучшим кораблем Шилдса стал трехмачтовый фрегат «Феникс» с двадцатью четырьмя

пушками на борту. Пожалуй, этот корабль, принадлежавший компании Шелихова, был

гораздо более боеспособным, чем многие другие в этой части Мирового океана21. Теперь у

Шелихова был достаточно хороший флот, чтобы перевозить грузы и защищать свои

владения, расположенные в 1600 километрах от Охотска36.

К тому времени северная часть Тихого океана настолько привлекла внимание морских

держав, что контроль над ней мог дать повод к новой войне в Европе. Об Аляске в Европе

узнали после 1785 года, когда Франсуа де Лаперуз, побывав там, приплыл в испанский Чили.

В Мадриде после этого стали опасаться, что Франция может объявить некоторые части

Северной и Южной Америки своими владениями, точно так же, как и в Петербурге

волновались после посещения французом Петропавловской Гавани, – если вы помните, появление Лаперуза у русских берегов заставило Екатерину отдать распоряжение о

подготовке экспедиции Муловского. Сообщение о готовящейся экспедиции русских

испанский посол в Санкт-Петербурге передал в Мадрид, и испанцы начали действовать.

Чтобы противостоять «русским захватчикам», вице-королю Новой Испании Мануэлю

Антонио Флоресу было приказано отправить экспедицию из новой военной базы в Сан-Бласе

на тихоокеанском побережье Мексики. А капитан Эстебан Хосе Мартинес получил приказ

войти в залив Нутка, где напротив острова Ванкувер, у западного побережья современной

Канады, была удобная якорная стоянка. На острове предполагалось основать поселение и

построить форт, чтобы показать всем, что эта территория принадлежит испанской короне.

В мае 1789 года Мартинес прибыл на место и не увидел на побережье ни одного

русского, что не удивительно, так как экспедицию Муловского отменили. Однако в заливе

бросили якорь три судна – одно торговое английское и два американских. Мартинес взошел

на борт английского корабля Iphigenia и арестовал капитана Уильяма Дугласа, после чего

заявил о конфискации судна и его груза. Что касается американских судов, то по каким-то

причинам Мартинес их не тронул.

В начале июня в залив вошло судно North West America; Мартинес тут же конфисковал

и его и, переименовав в Santa Gertrudis la Magna, отправил исследовать побережье. Двадцать

четвертого июня 1789 года формально был провозглашен суверенитет Испании над всем

северо-западным побережьем Америки.

В первых числах июля в залив вошли еще два британских судна – Princess Royal и

Argonaut. На борту «Аргонавта» находились рабочие из Китая. Уильям Колнетт, капитан

корабля, заявил, что рабочие были наняты для строительства поселения в заливе Нутка.

Мартинес посчитал это нарушением испанского суверенитета, и если «Принцесса» была

отпущена (капитану было приказано покинуть бухту, и он подчинился), то «Аргонавт»

подвергся конфискации. Кроме этого, Мартинес умудрился застрелить индейского вождя по

имени Калликум, которому не повезло подняться на борт во время разборок с британцами

21 На этом корабле Шилдс с командой погибли во время шторма у острова Афогнак в 1799 году.

(он хотел выразить протест относительно строительства испанцами форта Сан-Мигуэль на

земле его предков).

Когда информация о том, что происходит, дошла до Европы, разразился скандал, вошедший в историю под названием «спор за залив Нутка». Правительство

премьер-министра Уильяма Питта-младшего, не получив от Мадрида ни извинений, ни

компенсаций, стало готовиться к войне. Англичане снарядили флот (это вызвало такие

огромные расходы, что даже поговаривали о введении нового налога на ведение войны37), но

в конечном счете дело уладилось мирным путем – Испания пошла на уступки.

В октябре 1790 года Испания подписала унизительную для нее конвенцию о заливе

Нутка, по которой Мадрид отказывался от прав на территории американского континента, расположенные к северу от реки Колумбия. В Адмиралтействе все были рады тому, что флот

удалось сохранить в целости и сохранности22. К берегам Америки был отправлен капитан

Джордж Ванкувер (ранее служивший под командованием Кука), для того чтобы установить

символический контроль над территорией: никакого насилия – англичане делали карты

побережья и придумывали названия географическим объектам38.

Реакция Шелихова на присутствие иностранных судов в северной части Тихого океана

была крайне негативной. Он писал Александру Баранову (о котором мы подробнее будем

говорить позже, но здесь скажем, что в 1790–1799 годах, то есть еще до создания РАК, он

занимал должность правителя русских поселений в Америке), призывая его «брать быка за

рога». После того как Баранов сообщил главе компании о том, что английское торговое

судно «Феникс» (судно носило такое же название, как и фрегат Шелихова) заходило в

Кадьяк, Шелихов отписал, что Баранову следовало убить всех членов команды и захватить

корабль. «А обвинить во всем можно местных жителей», – добавил он. Баранову не

понравился такой совет, ведь он с большим удовольствием напивался с капитаном

«Феникса» Хью Муром и даже принял от него подарок – индийского мальчика по имени

Ричард. «Кабинетные теории вспыльчивых умов сослужат плохую службу в жизни», –

заметил Баранов одному из служащих компании, а самому Шелихову написал такой ответ:

«…меня больше удивил ваш выговор, который обнаруживает беспредельную алчность

корыстолюбия; как вы надеяться можете, чтоб я нарушил священные права

странноприимства и человечества»39.

Реакция Шелихова на появление англичан на Кадьяке лишний раз подтверждает, что

оценка, которую дала Екатерина этому человеку, была правильной: он был, по сути, самым

настоящим пиратом. Однако Шелихов все еще надеялся, что сможет получить репутацию

уважаемого человека и что со временем императрица пожалует ему право монопольной

торговли.

Наступил 1793 год, и Шелихов понял, что ему снова надо лоббировать свои интересы.

Пятью годами ранее северная часть Тихого океана многим в Европе казалась такой далекой, словно она находилась на Луне, но теперь стала всем интересна. Складывалось впечатление, что все морские державы одновременно пытаются застолбить территорию на американском

побережье. Шелихов решил, что время пришло, и Россия должна заявить о своих правах на

эти земли. Он посоветовался с Демидовым о том, какую тактику лучше выбрать. И Демидов

сказал, что знает человека, который способен убедить императрицу изменить свое мнение.

Этим человеком был Платон Зубов.

5. Петербургский набоб

Колумб здесь росский погребен:

22 Многие из кораблей, построенных для планируемой кампании, бились с испанцами во время

Трафальгарского сражения 1805 года.

Преплыл моря, открыл страны безвестны;

Но зря, что все на свете тлен,

Направил паруса во океан небесный.

Гавриил Державин. Эпитафия на могиле Григория Шелихова,

1796 г.

Все предприимчивые, амбициозные и так или иначе приближенные к власти люди в

России в 1793 году знали, что замолвить словцо за них самих или за их проект может самый

циничный, самый беспринципный, самый жадный, но, пожалуй, и самый влиятельный из

всех любовников Екатерины, если не считать Орлова и Потёмкина, граф Платон Зубов.

Зубов собрал вокруг себя собственный «двор», в котором государственные назначения и

услуги продавались за деньги. И Николай Резанов в штате Зубова как раз занимался

просителями, стремящимися получить аудиенцию у фаворита императрицы.

Принимая просителей в личном крыле Царскосельского дворца, фаворит вел себя так, будто был мелким монархом. Польский князь Адам Чарторыйский рвался попасть на

аудиенцию к Зубову в надежде вернуть семейную земельную собственность, конфискованную Екатериной. Позже он писал, что «двор» Зубова напоминал «покои

любовницы французского короля»1. С самого раннего утра к флигелю графа (титул князя

Зубов получил в 1796 году) начинали прибывать кареты вельмож, и уже к десяти часам они

выстраивались в три ряда, словно перед театральным подъездом незадолго до начала

спектакля. Около одиннадцати в длинном шелковом халате из спальни появлялся сонный

фаворит. Начинался утренний туалет, который осуществлялся силами целой армии лакеев.

Одновременно Зубов вел прием. Сановитых людей к нему обычно приводил личный

секретарь, интриган и шантажист сицилийско-греческого происхождения Андреа Франческо

Джованни Алтести (в России его звали Андрей Иванович). Резанов был заместителем

Алтести, и в его обязанность входило вести запись посетителей.

Зубов выслушивал получивших аудиенцию, сидя к ним спиной, ведь в это время им

занимался парикмахер. Прошения одобрялись кивком головы, а отказ выражался

покашливанием. Время от времени фаворит обращался к своей ручной обезьянке, которая, резвясь, прыгала по покоям, поднимая столбы пудры для волос. Тем, кто понравился Зубову, граф милостиво разрешал выпить кофе в его обществе. И ходили даже слухи, что Михаил

Кутузов, будущий герой войны с французами, собственноручно готовил для него кофе по

особому рецепту. Именно так последний фаворит стареющей Екатерины принимал высших

государственных сановников, генералов и князей, которые хотели через него передать свою

просьбу императрице в попытке решить тот или иной вопрос23.

«Этот Зубов – человечек активный, – писал один из преподавателей Оксфорда Джон

Паркинсон, посетивший графа в Царском Селе. – Он ведет себя с таким высокомерием, которое непростительно человеку не самого благородного происхождения»2.

Светлейший князь Потёмкин умер, а новый любовник, «несмотря на свои юные годы, ведет себя так, как будто ему позволено все, как будто он знает больше всех и готов

управлять любым министерством»3, – с горечью выразился старый придворный и, кстати, бывший любовник Екатерины Петр Завадовский в июле 1793 года. В жадности Зубов

переплюнул Потёмкина, Завадовского, да и всех прочих фаворитов императрицы. Точно так

же, как и любовник императрицы Григорий Орлов, продвигавший в свое время по армейской

службе братьев, Зубов радел о своих родственниках. Разница в том, что братья Орловы были

людьми талантливыми, а члены клана Зубовых – в лучшем случае посредственностями.

Стареющая императрица (напомним, что разница в возрасте у них с Зубовым была 38 лет) 23 Через сто с небольшим лет правнуки многих тогдашних просителей будут также собираться в приемной

Григория Распутина, который, как и Зубов, имел огромное влияние на императрицу Александру Федоровну, супругу Николая II.

подарила своему любовнику десять тысяч душ крепостных, огромные поместья в России и в

Польше, ну и, конечно, он просто купался в драгоценностях. Но Зубову все было мало, и он

взимал плату за свое содействие с просителей. Об этом шептались в кулуарах, но нашелся

только один смельчак, который открыто выразил свое недовольство. «Мне не нравится тон

ваших приказов, ваше обращение, ваши письма и ваши лакеи», – бросил в лицо Зубову

Александр Суворов. Но Суворов был прославленным русским полководцем, и он мог себе

позволить такое высказывание4.

К пышному «двору» Зубова, как магнитом, притягивало разного рода мошенников и

авантюристов. В те времена, точно так же как и сейчас, в Россию в поисках славы, приключений и быстрого заработка ехали иностранцы, не сумевшие преуспеть у себя на

родине. Для них Россия была страной, где никто не знал об их промахах и ошибках. Все

лучшее было сосредоточено в Петербурге, который – приведу понятное современникам

сравнение – был Дубаем конца XVIII века. Кто только не ехал в столицу империи – военные, архитекторы, строители, учителя танцев, портные, актеры и актрисы и так далее, – потому

что Петербург был городом, где пахло деньгами и можно было преуспеть.

Екатерина с самого начала своего правления подогревала интерес иностранцев к

России и Петербургу. Об этом косвенно свидетельствует ее переписка с известными

интеллектуалами Европы. Для нее Россия была «полигоном», на котором все желающие

могли попробовать выстроить свою версию будущего. И она, надо признать, думала

масштабно. Например, чтобы «поднимать» сельское хозяйство, императрица пригласила в

Россию крестьян из Саксонии, которых поселила на Волге24. Французские и итальянские

скульпторы и архитекторы украшали не только столицу, но и оставили заметный след в

Новороссии. Но если тот же Потёмкин нанимал для работы в России молодых и талантливых

иностранцев, таких как братья Бентам, то у Зубова были другие критерии отбора. Взять того

же Алтести. Он появился в России благодаря шантажу русского посла в Константинополе, которого обвинял, ни много ни мало, в гомосексуальных связях525. Некоторое время он

работал в Коллегии иностранных дел, и, когда Екатерина хотела наказать его за растраты, Зубов уговорил «матушку» не делать этого. Он забрал Алтести к себе, поскольку тот был

большим специалистом по сбору компромата.

Еще одним доверенным лицом Зубова был авантюрист испано-ирландского

происхождения по имени Жузеп де Рибасде Рибас (на русской службе Иосиф Михайлович

Дерибас). В России де Рибас появился благодаря командующему российской экспедицией

Балтийского флота в Средиземном море Алексею Орлову. Их знакомство произошло в

Ливорно, где Орлов проводил донабор экипажей на корабли, только что совершившие

плавание вокруг Европы. Двадцатилетний де Рибас был принят вольнонаемным, и после

этого началось его быстрое восхождение. Уже через год он участвовал в войне против турок

и отличился в Чесменском сражении (де Рибас подвел к турецкому флоту один из брандеров, начиненных горючей смесью). Будучи доверенным лицом Орлова, он доставлял письма его

брату Григорию, на тот момент фавориту императрицы. Самым важным поручением де

Рибасу стало привезти в Россию из Лейпцига внебрачного сына Екатерины и Григория

Орлова – десятилетнего Алексея Бобринского. С этим поручением де Рибас блестяще

справился (Бобринский с детским пылом стал называть его своим другом), и в 1774 году

испанец был принят на действительную российскую военную службу в чине капитана. До

1779 года он был цензором в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе, где учился

24 До того как Сталин переселил поволжских немцев в Казахстан, их деревни отличались чистотой, а жители

– трезвостью и трудолюбием.

25 Одним из первых указов император Павел I распорядился выслать Алтести в 24 часа из Петербурга и

заключить его в тюрьму при Киево-Печерской лавре, чтобы тот держал все свои секреты при себе. В 1801 году, после смерти Павла, Алтести был депортирован в Италию в закрытой карете. Он дожил до почти ста лет и умер

на Сицилии.

Бобринский. Затем для де Рибаса началась череда военных кампаний: война за Крым, Русско-турецкая война 1787–1791 годов, где он отличился настолько, что был приглашен в

состав делегации, подписавшей Ясский мир с Османской империей, который подтвердил

присоединение Крыма и Кубани к России. В 1794 году де Рибаса (как говорят, при

содействии Зубова) отправили на юг страны, в бухту Хаджибей, где тот основал новый

город, который Екатерина назвала Одессой6. Главная улица города носит название

Дерибасовская, в честь основателя этого портового города. Де Рибас женился на одной из

придворных дам Екатерины, и императрица стала крестной их дочерей. Что же касается

Зубова, то он стал покровителем де Рибаса, вероятно, возлагая на него далеко не

бескорыстные надежды.

Я уверен, что Резанов, служивший под началом Алтести, не был стяжателем. Доказать

это очень просто – в отличие от окружения князя, он не разбогател. Известно, что после

четырех лет службы у Зубова Резанов отправлял родственникам письма с просьбой выслать

ему денег. Может быть, он был слишком честным или слишком осторожным? Возникает

некоторое противоречие с описаниями, которые оставили о нем офицеры, вместе с

Резановым принимавшие участие в кругосветном плавании, – в них говорится, что Резанов

шутил о том, что очень хорошо знает, как можно обогатиться. Но это скорее всего бравада.

Или же констатация фактов. Резанов в этой жизни бежал не спринт, а марафон. Он многое

повидал, служил в армии, работал в глубинке асессором гражданского суда, завоевал

доверие Державина и Зубова. Так или иначе, у него была возможность хорошо изучить

механизм власти и влияния, а также то, как можно добиться продвижения при помощи

взяток и взаимных услуг.

Григорий Шелихов познакомился с Зубовым осенью 1793 года. На фаворита

императрицы купец вышел через своих знакомых: Никита Демидов познакомил Шелихова со

своим другом Александром Жеребцовым, который был женат на сестре Зубова, и тот свел

его с «вершителем судеб». В столице у Шелихова была репутация богатого человека, который платит хорошие деньги за оказываемые ему услуги, так что он стал желанным

гостем в апартаментах Зубова в