В эпоху господства специалистов определение «профессионал» используется особенно часто, словно оно само по себе является залогом успеха.
Ги Дебор
— Знатоки! — пробормотал он, презрительно улыбаясь. И, взяв свой цилиндр, он горько покачал головой и вышел из дома...
Антон Чехов
Предисловие.Чувствовать себя «более живым»
Профессионалы повсюду. Сегодня мало что происходит без участия профессионального «эксперта», предлагающего свои специальные знания: масштабирование и оценка, измерение и консультирование, планирование и организация жизни миллионов людей по всему миру. Каждый должен выбрать себе роль и обозначить свою личность ярлыком «профессионала» соответствующей специализации, строить карьеру, вести счастливую жизнь. Складывается впечатление, будто люди делятся на два типа: «профессионалы» (включая тех, кто хочет ими стать) и неудачники.
В этой книге я хочу бросить вызов такому ходу мысли, противопоставив эксперту-профессионалу альтернативный образ — любителя. Категория любителя является реальной и вместе с тем воображаемой. Она обозначает тех, кто существует сегодня, и тех, кто должен существовать в будущем. Любитель — нормативный конструкт. Время любителей в современном обществе еще не пришло. Любитель воспринимает мир иначе, он не хочет быть частью экспертного надувательства и не стремится продать себя как можно дороже. Он посвящает себя своему делу, работая за небольшие деньги или вовсе бесплатно.
Мы привыкли считать любителями людей, которые делают что-то по выходным или в свободное время из интереса, в качестве хобби, но не для того, чтобы заработать себе на жизнь. При этом они могут быть очень хороши, быть даже своего рода «экспертами», например в садоводстве или любительских театральных постановках, но все это остается только развлечением, чемто неважным. Профессионалами, наоборот, считаются те, кто находит себе применение в чем-то важном, необходимом. К ним относятся серьезно, к их мнению прислушиваются.
В нашей общественной, экономической и политической жизни доминирует несметное количество профессионалов и экспертных учреждений. Они контролируют распределение общественного достояния и удовлетворение общественных потребностей. Эксперты задействованы на всех уровнях управления и экономической политики, в системе здравоохранения и в образовательных программах. Они формулируют коммерческие алгоритмы для науки и создают язык науки о коммерции. Они контролируют исследования и разработки и получают доходы с патентов и прав на интеллектуальную собственность. Методы стимулирования самодостаточной и глубоко недемократической рыночной системы, предлагаемые консультантами, советниками и занудами из аналитических центров, основываются вовсе не на принципе свободной конкуренции.
Профессиональные эксперты указывают, что нам читать, чему учиться и что продавать. Они решают, какие стороны общественной жизни можно не принимать во внимание, какие льготы не имеют экономической ценности, какие специальности «неэффективны». Предписания экспертов определяют надлежащее поведение в обществе, организацию труда, указывают, как нужно говорить и как писать. Они лучше знают, куда вложить наши деньги, какие налоги мы должны платить и какими правами мы обладаем. Даже политикам эксперты советуют, как управлять. Эксперты формируют наши личности, оценивают наши надежды и желания, советуют, как стоит жить и умирать.
Это не значит, что эксперты всегда неправы. Проблема в огромном размахе и беспрекословности их власти. Эксперты — новая церковь и мафия, не подотчетные никому. Они манят и шантажируют, взяв на вооружение иррациональную рациональность своего устройства.
С помощью данной книги я бы хотел вмешаться в повсеместное производство и признание этой реальности. Я попробую изобрести другую реальность и выяснить, что непрофессионализм означает сегодня и что он мог бы означать в будущем. Я буду делать это посредством критики профессионализма, рассматривая линии разлома, разделяющие любителей и профессионалов, определяя местоположение этих разломов в различных сферах и переходя от личной идентичности к отношениям на рабочем месте, от производства знания к политической власти, от технократической репрезентации к общественному участию, от урбанистических исследований к прямому действию. Я хочу проникнуть в суть каждого аспекта напряжения между любителями и профессионалами и показать, что разлом между этими двумя тектоническими плитами — не что иное, как политические границы, которые можно сдвинуть или стереть.
Когда я слышу, как люди из мира бизнеса повторяют мантры маркетинга и менеджмента или как ученые-профессионалы говорят об оценке исследований и финансировании, о грантах и комиссиях, я чувствую себя персонажем книги Достоевского — подпольным человеком на встрече школьных товарищей. В отличие от него, все они — успешные профессионалы, пользующиеся привилегиями своего статуса и плодами достижений в коммерции. Но подпольный человек «ненавидит резкий, не сомневающийся в себе звук [их] голоса», его поражает «мелочь их мышления, глупость их занятий, игр, разговоров»[1].
Подпольного человека возмущало, что они «таких необходимых вещей не понимали» о действительной жизни. Они не читали книг и «такими внушающими, поражающими предметами не интересовались». Чин почитали за ум, «в шестнадцать лет уже толковали о теплых местечках». Они поклонялись одному успеху и сами мечтали его достичь. «Все, что было справедливо, но унижено и забито, — говорит подпольный человек, — над тем они жестокосердно и позорно смеялись», включая и его самого. Их поведение было «легкомысленным», проникнутым «напускной циничностью». «Толковали про
акциз, про торги в Сенате, о жалованье, о производстве, о его превосходительстве, о средстве нравиться и проч. и проч.»
С того самого момента, когда подростком я впервые прочитал
Достоевского, я отождествлял себя с подпольным человеком. Во-первых, мы оба были разочарованными чиновниками, не подходящими для того, что мы делали или должны были делать. Он некоторое время был чиновником на государственной службе в России, я был бухгалтером по расчету заработной платы в доках Ливерпульского порта в 1970-х, подчинялся профессиональным менеджерам и следовал профессиональным процедурам. Мы сошлись, несмотря на то, что жили в разные эпохи, несмотря на разницу в возрасте и разные языки. Как и он, я был груб и наслаждался этим. Это было все, что я мог получить за то, что не брал взяток и не пренебрегал своими обязанностями. Позже я стал плыть по течению, дрейфуя между работами, утомительными и бессмысленными офисными задачами, ставившимися профессионалами.
Многие думали, мне повезло, что у меня вообще есть работа, но я ее ненавидел.
Я был самопровозглашенным подпольным человеком.
Достоевский помогает сформировать дух любителя и потому очень важен для меня и для этой книги. Он подчеркивает своеобразный склад ума аутсайдера, человека, который плохо встраивается в устоявшиеся нормы и не принимает общепринятые желания. Достоевский разделяет две жизненные парадигмы: карьерный рост и жизненный путь. Школьные приятели подпольного человека выбрали первую из них: путь спокойной рутины вместо сопряженной с риском самореализации, не вызов, а послушание. Они выбрали дорогу к предопределенному успеху, будучи управляемыми собственными амбициями и уважением к власти, желанием самим быть властью. Их мир закрыт и тесен; подпольный человек видит мир более открытым и неоднозначным, неожиданным в своем самовыражении и самоутверждении, полным экзистенциальных страданий, но «более живым».
Благодаря разговорам и наблюдениям сегодня